ЭФГЕНИ-ПАША. РУБАЙАТ
|
ЭФГЕНИ-ПАША
Рубайат. Сочинение Искандера Мортир-заде. Типа перевод с типа персидского Евгении Канищевой Диван первый I "Мой дядя был старый больной аксакал, Своими болезнями всех он достал. Но ныне свершилось - и бедного дядю Аллах (иль шайтан) наконец-то забрал". II Так думал герой наш - Эфгени-паша, К наследству в лихом фаэтоне спеша. Родился на юге мой друг - в Исфахане, Куда и моя так стремится душа. III Семья небогата... Но важен престиж! - И нанят был мальчику личный дервиш. Но не был Коран и на треть им изучен... (Подобным ученьем кого удивишь?) IV Что ж, вырос сынок, не познав шариат, Прогнали дервиша пинками под зад... Герой наш наряжен в шелка Хорасана, По моде багдадской - роскошный халат. V Порой знатоками приходится звать Нам тех, кто не может два слова связать. Эфгени-паша знал, однако, немало - Поболе, чем вся исфаханская знать. VI Почти позабыт ныне старый фарси: Но строки Хайяма и Фирдоуси, Гуляя ночами с подружкой, Эфгени Был рад прочитать - лишь его попроси. VII Он знал кое-что из стихов Навои, Но сам не умел сочинять рубаи. Зато он прекрасно постиг Ал-Хорезми, К наукам стремя интересы свои. VIII Но даже наука была для него Не главное в жизни... А боле всего Любил он младых персиянок прекрасных, И в том помогало ему божество. IX ... X Его научили Саади, Хафиз Искусству угадывать каждый каприз, Быть добрым, ревнивым, внимательным, нежным, Тут быть неизменным, там сделать сюрприз. XI Его научил Низами Гянджеви, Как деву склонить побыстрее к любви; Такого, как был наш герой, сердцееда Не встретишь - хоть сотню столетий живи. XII Еще научил его сам Насреддин Уменью, что он сохранит до седин: Он голову мужа украсить рогами Столь ловко умел в Исфахане один. XIII XIV . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . XV С утра - приглашений десяток зараз: На утренний кофий, вечерний намаз, А он, как проснется, верхом на верблюде Летит по бульвару: не скачка - экстаз! XVI Под вечер он едет в роскошный духан, Куда собирается весь Исфахан; И хоть Магомет запретил винопитье, Но кто из духана уходит не пьян? XVII Затем - когда город вечерний затих - В кругу кунаков и абреков своих Он едет на площадь, чтоб глянуть с усладой На пляски джигитов и дев молодых. XVIII Народ, что заполнил широкий майдан, Глядит, изумленьем вконец обуян, Как саблю актер без опаски глотает... И слышатся крики: "Как ловок, шайтан!" XIX Там смел акробат и искусен жонглер, И ловко метальщик швыряет топор, И с коброй целуется йог-заклинатель, И пеньем скопец вызывает фурор; XX К зверям укротитель не слишком жесток; Плясунья кружится, как легкий листок; Все смотрят... Лишь изредка крик муэдзина Велит обратиться толпе на восток. XXI Вдруг слышатся крики: "С дороги, баран!" То сорок верблюдов пришли на майдан, На них наш паша восседает с друзьями. Да, многих зевак раздавил караван... XXII Прошло только пять или десять минут - Верблюды обратно с майдана идут... Эфгени бормочет: "Казнить бы актеров - Какую халтуру устроили тут!" XXIII И вот он вернулся к себе в кабинет, В котором, читатель, чего только нет! (Я тоже купил бы всё это, наверно, - Да только, увы, не хватает монет.) XXIV Турецкие трубки, халат из Хивы, Шелка из Ширвана, тулуп из Тувы, И перлы - подарок Персидского моря, И даже матрешки из дальней Москвы. XXV Любой - даже самый конкретный джигит - На бал надевает красивый прикид; Таков и Эфгени: он пред зеркалами, Наряд подбирая, часами стоит. XXVI Одежду гяуров он любит давно; Ее описать для меня мудрено: Уж как ни старайся - персидских названий Для этих одежд не найти всё равно. XXVII Одевшись, к дворцу он на лошади мчит, Где царство ковров, и шелков, и парчи, Туда, где джигиты стройней кипариса, Где девы прекрасны, как звезды в ночи. XXVIII Стремительно входит паша во дворец, В котором веселие дарит творец; Он входит - и слышится шепот: "Эфгени!.." - Все знают губителя женских сердец. XXIX Я тоже в байрам, сабантуй и новруз Не раз перед пери покручивал ус, И матери очень меня опасались... Но нынче я скромен. Поверьте, не вру-с! XXX Да, видел я множество танцев - и вот Ищу от Залива до Каспия вод Я то, чего танец прекрасней Эдема, - Манящий и нежный девичий живот. XXXI Я видел когда-то... И мне не забыть Живот, что я встречу еще, может быть. О дева, что танец тогда танцевала!.. Других не смогу никогда полюбить. XXXII Как розы - ланиты, как лалы - уста Прекрасны! (А также другие места...) Но дорог мне только невинный и страстный, Таинственный танец ее живота. XXXIII Луч солнца касался ее - и лучу Завидовал я. И доныне хочу Коснуться губами того, что кружилось В прекраснейшем танце... Ну ладно, молчу. XXXIV Ах, где б этот танец опять увидать! Готов я за это живот свой отдать! Но милые девы жестоки, как дэвы, И мне не хотят доставлять благодать... XXXV Вернемся к герою. Закончен байрам, Он едет под утро к родимым шатрам. Светает; проснулись чайханщик Ираклий, Торговец Рустам и меняла Абрам. XXXVI Но выгодный курс и заморский товар Не могут Эфгени завлечь на базар; Он спит. А проснется к дневному намазу - И снова в седло, и опять на бульвар... XXXVII Но вскоре другая настала пора; Ему надоела актеров игра, Обрыдли и танцы, и скачки верблюдов, И плов, и кебаб, и шербет, и икра. XXXVIII Занудой прослыл он по Персии всей, Тоску на балах навевал на гостей. Но, к счастью, не стал он свершать харакири (Учил его в детстве дервиш - не сэнсей). XXXIX XL XLI . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . XLII И к той, что умна, и к другой, что мила, И к прочим - вдруг страсть его стала мала, Могла его снова привлечь к этим дамам Одна лишь виагра - такие дела... XLIII Забросив любовь, взял он в руки калам (Стихи сочинять дозволяет ислам); Но все, кто читал его вирши, плевались, Твердя: "Средь поэтов не место ослам!" XLIV Тогда он за чтение взялся с тоски - Но вскоре от книг заболели виски... Собрал он все книги, поехал в пустыню И книги с презрением бросил в пески. XLV Мы с ним подружились. Любили болтать, Друг другу на мир свою желчь изливать; Но в дружбе моей и Эфгени, читатель, Не надо того, чего нету, искать! XLVI С трудом я, однако - пока не привык - Сносил его злой, непокорный язык. Болтал он о шахе - а я опасался, Что сбросят в ночи нас обоих в арык. XLVII Гуляли мы с ним по ширазским садам, Свой взор обращая к ночным небесам, И вместе грустили, что жизнь молодая Пройдет - как сказал несравненный Хайам. XLVIII Однажды мы с ним посетили Тебриз, В духане пришли в положение риз; Эфгени потом у реки опирался О камень - и чудом не ссыпался вниз... XLIX Мечтал посетить я Дамаск и Каир, Увидеть Каабу, Магриб и Измир; Учил я арабский, турецкий и хинди, Чтоб легче мне было осматривать мир. L Но мне выезжать запретил шахиншах - Стихи мои, верно, у шаха в ушах; А в них не всегда всё согласно с Кораном... Надеюсь, отпустят меня! Иншаллах! LI Хотел поглядеть и Эфгени на стран Чужих красоту - но обрезал Рахман Нить жизни отца его... И кредиторы Хотели упрятать Эфгени в зиндан. LII Но тут появился посланец и рек, Что дядины дни завершают свой бег... Эфгени застал уже дядю в могиле - Да будет с ним милость Аллаха вовек! LIII И вот оказался Эфгени богат; Устроил поминки, как учит адат, Долги заплатил, - и теперь он владетель Огромного сада, роскошных палат. LIV Два дня его радовал фиговый сад, На третий - стал фигам Эфгени не рад, Бродить надоело по пышным палатам, Не сладок шербет, нехорош виноград... LV А я вот хотел бы, чтоб в сельской глуши Дни жизни моей проходили в тиши, Чтоб днем я стихи сочинял у арыка, Шел ночью в гарем... Вот отрада души! LVI Но взгляд у Эфгени на это - иной... Не путай, читатель, Эфгени со мной! Грехи и заслуги - свои у обоих, И счет у Аллаха - для каждого свой. LVII Спою еще несколько строф о любви; Я к ней обращался: "Мой стих оживи!" Она иногда приходила нежданно, Иль медлила - сколько ее ни зови. LVIII Когда приходила - рождались стихи, И даже порою не очень плохи; Я мог бы, наверное, стать знаменитым... Жаль только, что в рай не пускают грехи. LIX Теперь уже нету любви у меня, Я занят стихами средь ночи и дня, Пишу для того лишь, чтоб сдать их в журналы; Об этом грущу - никого не виня... LX Но хватит! Вернемся к насущным делам. Могу отложить я пока что калам: Закончил я первый диван. А попозже Скажу я второму дивану - салам! февраль 2000 - апрель 2003
Диван второй Цветет урюк под грохот дней, Дрожит зарей кишлак, А средь арыков и аллей Идет гулять ишак. Неизвестный персидский поэт I Именье Эфгени воспеть я готов; Оно среди нив и широких лугов Раскинулось, словно широкое море, И было прекрасней ширазских садов. II В имении - некогда пышный дворец, Который построил когда-то мудрец; Но нынче залезть на дырявую крышу Осмелиться мог лишь безумный храбрец. III Эфгени мечтал, что содержит чулан Богатства, которых достоин султан; Нашел - только десять потёртых халатов, Запасы гашиша и ветхий коран. IV Эфгени немедленно продал гашиш, И многих рабов отпустил (за бакшиш), Соседи за это его невзлюбили И все называли его - нувориш. V Соседи твердили: "Да он - пустозвон! Он хлещет вино, нарушая закон, И выпить не хочет с соседями чачи!" - И все называли его - фармазон. VI В кишлак по соседству приехал Валид - Кудрявый красавец, поэт и джигит; Он, в дальнем Каире закончив ученье, Вернулся домой из страны пирамид. VII Его занимали стихи и мечты; Он редко срывал удовольствий цветы, Поскольку в Каире, Дамаске, Багдаде Он деву искал неземной красоты. VIII Хоть деву такую еще не сыскал, Но много стихов для нее написал, Когда он читал их какому-то другу - Тот уши немедля свои затыкал. IX В Валида творениях - тысячи слов: Про лебедя шею, про жемчуг зубов, Про губы, что сходны красою с кораллом - Что делать, набор джентльменский таков... X И рифмы в его сочинениях есть - В них "месть" постоянно рифмуется с "честь", И "кровь" там рифмуется только с "любовью" (Как вам доводилось стократно прочесть). XI Беседы с соседями - просто беда! - Его не могли привлекать никогда; Ещё бы скучней ему были беседы В гаремах - да кто ж его пустит туда?! XII Хоть был у Валида презрительный вид, Соседи совсем не держали обид; И многим из этих соседей мечталось: "Возьмет мою дочку в супруги Валид!" XIII Но тот средь соседских девиц не встречал Похожей - хоть чуть! - на его идеал. Зато повстречал он соседа Эфгени И понял: вот это ин-тел-лек-ту-ал! XIV Эфгени (как все мы) себя лишь любил, Себя в Искандеры в душе возводил, А ближнего числил паршивым шакалом; Валида, однако, чуть больше ценил. XV Эфгени считал, что Валид - не дебил, Поскольку в Каире диплом получил; Сносил и визиты внезапные с криком: "Послушай газели, что я сочинил!" XVI Эфгени, однако же, чувствовал: "Сыт!", Прослушав не более пары касыд; Читая свои рубаи и газели, Храп друга слыхал постоянно Валид. XVII Но чаще они, не заметив зарю, Читали (с печалью о том говорю) Бокаччо, Баркова, фривольные сказки - Из тех, что ночами слагали царю. XVIII Эфгени подобное чтиво любил - И множество книжек "про это" купил, Поскольку он помнил прекрасно, как много На страсти им было потрачено сил. XIX Валид же науку любви изучал, Поскольку в натуре любви не узнал, И рад был освоить теорию страсти - Пока не нашел еще свой идеал. XX Но вскоре нашел... У соседа-паши Две дочки росли в захолустной тиши. Валид идеал свой в одной обнаружил - Она ему стала усладой души. XXI Пленен был Валид солнцеликой Лейлой, Ее он Зухре уподобил самой - Звезде, что Венерой зовётся в Европе; К Лейле он в стихах обращался с хвалой. XXII И в пении этом поэт прославлял И зубы, как жемчуг, и губы, как лал... Лейла это все терпеливо сносила - И впрямь она, видно, была идеал! XXIII Спешу сообщить вам, что эта Лейла И вправду красива была и мила, Ждала жениха - и в придачу калыма, Достойного глаз ее чудных, ждала. XXIV Сестра ее старшая - как ни считай - Не рыбка златая была, а минтай; И звали её не особенно звучно: Бедняжка, представьте, звалась Гюльчетай! XXV Она не шутила, не пела она, Сидела она у окна допоздна; Бранили отцовские жены бедняжку За то, что без дела сидит у окна. XXVI Не шила халатов, ковров не ткала - Во всём кишлаке белоручкой слыла... Вот так и гневим мы Аллаха порою, Считая, что праведный труд - кабала. XXVII И мяч не любила гонять по песку, За нардами часто швыряла доску, И вид ее скучный, и томная поза На всех нагоняли обычно тоску. XXVIII Зато обожала глазеть на восход; Лишь только светило луч первый прольет - Давно уж сидит Гюльчетай на балконе... "В уме повредилась", - судачил народ. XXIX Отец ее чтенью, увы, обучил (И этим шайтану весьма угодил); Читала она круглосуточно книги, Причем не Коран ее вовсе манил. XXX Читала про то, как халиф Шахрияр Всех жён перебил (это прямо кошмар!) Как сказки царица три года читала, Чтоб голову ей не срубил янычар. XXXI Взял мать Гюльчетайкину в жёны отец, Посватавшись в самый богатый дворец Из тех, что стоят посреди Исфагана, И сразу - с невестой в деревню, подлец. XXXII Жена молодая, страдая в глуши Без скачек, театра и друга-паши, Сумела, однако, стать главной женою, И тьму развлечений нашла для души. XXXIII Она позабыла арабский язык, И чтенье, и пенье забросила вмиг, Хозяйство вела и нещадно таскала Жен прочих за косы (Аллах, ты велик!) XXXIV А муж обожал и лелеял жену, (И прочих супружниц - не только одну!) Семья распивала чаи под чинарой, А в пятницу весело шла в чайхану. XXXV Любили они и айву, и халву, Рахат, и лукум, и ещё пахлаву, Любили урюк и шашлык из барашка, И даже порою курили траву... XXXVI Дурная привычка куренья травы В могилу отправила мужа, увы. Он был похоронен вблизи от мечети Под плач неутешный любимой вдовы. XXXVII Валид у могилы свершил ритуал, Про мудрость покойного слово сказал, Про жизнь безупречную, верность Аллаху, И лихо надгробный экспромт начертал. XXXVIII Да, жизнь, словно лань быстроногая, мчит! Увы, не найти нам вовеки защит От Той, кто разрушить должна наслажденья, От Той, кто собрания все разлучит! XXXIX Покуда вы живы - ловите момент, Вкушайте шашлык и копите процент! Пусть каждый отыщет себе наслажденья, Пока он еще не совсем импотент! XL А если кто вспомнит в грядущем меня - Стихи мои пусть прочитает, ценя, Пусть громко похвалит он эти творенья! Не скажет, как в фильме известном: "Брехня..." закончен в июне 2005