Владимир Егоров

ПРОИЗНОШЕНИЕ РУНЫ ÝR НАЧАЛЬНОЙ РУСЬЮ

В журнальном варианте:

Егоров В.Б. Некоторые замечания о произношении звука /ʀ/ начальной русью.
Вестник Удмуртского университета. История и филология. 2022, № 2.

Специфический звук прагерманского языка, передававшийся в старшем футарке руной algiz, был, как считается, альвеолярным сибилянтом /z/ или /s/. В скандинавском младшем футарке руне algiz соответствовала руна ýr [1], произношение которой, традиционно транскрибируемое как /ʀ/, в разных диалектах древнескандинавского языка, вероятно, уже значительно варьировалось. Так, в западном диалекте вследствие ярко выраженного в нем ротацизма /ʀ/ сближался с /r/, и это сближение завершилось их слиянием в древнеисландском. Произношение же /ʀ/ в восточных диалектах древнескандинавского достоверно не известно. Однако сохранение на востоке Скандинавии до конца первого тысячелетия нашей эры в младшем футарке для звуков /r/ и /ʀ/ отдельных рун, raidh и ýr соответственно, дает основание предполагать их различающееся произношение, в том числе и начальной русью [2].

Англоязычная Wikipedia в статье Old Norse следующим образом характеризует звук /ʀ/ в восточных диалектах древнескандинавского языка: «В восточных диалектах древнескандинавского звук /ʀ/ был апикальным согласным. Его точное произношение неизвестно, но он реконструируется как палатальный сибилянт. Звук произошёл из древнегерманского /z/ и в конечном счёте превратился в /r/, как это ещё ранее произошло в западных диалектах». Но если в западных диалектах древнескандинавского с их выраженным ротацизмом /ʀ/ в конечном счете слился с /r/, то в других языках и диалектах судьба этого сибилянта оказалась иной. В готском языке Ульфилы, например, он трансформировался в /s/. В восточном же диалекте древнескандинавского языка, на котором могла говорила начальная русь, он, вероятно тоже в той или иной мере подвергаясь ротацизму, все же, в отличие от западного диалекта, во времена рождения руси в каком-то виде еще сохранялся как самостоятельная фонема. На это, помимо сохранения для него отдельной руны, косвенно указывают некоторые собственные имена из языка ранней руси в труде Константина VII Багрянородного «Об управлении империей», а также некоторые исторические названия руси в древневерхненемецком и финских языках.

● ● ●

В «Об управлении…» даны два параллельных ряда названий днепровских порогов: «по‑росски» (‛Ρωσιστί) и «по‑склавински» (Σκλαβινιστί). Академические комментарии (далее ‒ АК) к труду Константина определяют названия «по‑росски» как древнескандинавские: «Что касается “росских” названий, то все они наиболее удовлетворительно этимологизируются из древнескандинавского (до диалектного распада) или древнешведского (с восточноскандинавскими инновациями) языка» [3]. Кроме того, как будет показано ниже, передача этих названий греческим алфавитом также позволяет предположительно судить о некоторых особенностях произношения русью звука /ʀ/ во время написания труда Константина, то есть приблизительно в середине X века.

Сначала остановимся на пороге, поименованном у Константина «по‑росски» Οὐλβορσί, а «по‑склавински» ’Οστροβουνιπράχ с комментарием «островок порога». В АК «росское» название этимологизируется как hólm-fors, где hólm — ‘остров’, а fors — ‘порог’. Эта этимологизация известна ещё по исландско-английскому словарю Клисби-Вигфуссона, который также уточняет, что исландское fors восходит к forr и позволяет предположить древнескандинавский (без ротацизма) оригинал *forR. В целом данная этимология вполне соответствует и названию «по‑склавински» как островного порога, и прилагаемому смысловому комментарию. Однако в ней имеется небольшой, но требующий объяснения нюанс: появление на конце греческого названия йоты -ι. В АК предлагается считать йоту в Οὐλβορσί окончанием древнескандинавского дательного падежа (сильное склонение, м. р., ед. ч.). С таким странным применением дательного падежа, к тому же никак не обоснованным авторами АК, трудно согласиться. Между тем, среди других названий порогов «по‑росски» имеется еще по одному «подозрительному» примеру: с вероятным компонентом *forR без конечной йоты и с конечной йотой явно без дательного падежа.

Компонент *forR можно предположить в названии порога «по‑росски» Βαρουφόρος. У этого названия в тексте Константина не совсем точный эквивалент «по‑склавински» Βουλνηπράχ и не соответствующее обоим названиям пояснение «большая заводь». Тем не менее, у него имеется хорошая, также принятая в АК, древнеисландская этимология bάru‑fors — ‘волновой порог’ от bάra — ‘волна’ [4]. Здесь, правда, предположительный компонент *forR выступает в ином греческом написании φόρος. Впрочем, это отклонение можно объяснить тем, что по удивительному совпадению оба древнескандинавских компонента названия порога оказались точными копиями исконно греческих слов: βάρος — ‘тяжесть’ (в родительном падеже βαρού) и φόρος — ‘налог’, ‘взнос’. Так что, весьма вероятно, византийский клерк, услышав знакомые слова, автоматически выписал услышанный «тяжелый налог» так, как ему было привычно.

Иная ситуация с порогом, поименованным «по-росски» Γελανδρί. У него в греческом тексте отсутствует эквивалент «по‑склавински», но есть пояснение «шум порога». В АК для него предложена этимология из древнескандинавского gællandi, представляющего собой причастие настоящего времени (причастие I) от глагола gælla (вариант gjalla) — ‘кричать’, ‘орать’, ‘вопить’, ‘визжать’. Однако, в тексте Константина не совсем причастие gællandi. Наличие ‑ρ- в греческой передаче заставляет предположить в древнескандинавском оригинале скорее субстантивированное причастие gællandR, кстати, более естественную грамматическую форму для имени собственного. Но помимо законных для такой этимологизации древнескандинавского причастного суффикса -and- и субстантивирующего окончания -R (сильное склонение, м. р., им. п. ед. ч.) в греческом тексте вновь, как и в случае Οὐλβορσί, возникает дополнительная йота.

Из трёх рассмотренных случаев предположительный древнескандинавский /ʀ/ дважды передан в греческом тексте сигмой (Οὐλβορσί, Βαρουφόρος), а один раз — буквой ро (Γελανδρί). И в двух случаях к греческому заменителю добавлена йота, причем отсутствие ее в третьем случае может объясняться посторонней случайной причиной. Этот слишком короткий для глобальных выводов ряд позволяет, тем не менее, сделать два осторожных предположения. Во-первых, звук /ʀ/ мог звучать для греческого уха близко к прагерманскому альвеолярному сибилянту, причем эффект ротацизма отсутствовал после плавного (-ρσί, -ρος), но проявлялся после взрывного (-δρί). Во-вторых, наиболее вероятным объяснением того, что византийский писец в двух случаях сопроводил услышанный /ʀ/ дополнительной йотой, представляется единственная возможность для грека отразить средствами своего алфавита предположительную выраженную палатальность этого древнескандинавского звука в его произношении русью. Добавление краткого верхне-переднего гласного /i/ придавало предшествующему согласному требуемую палатальную окраску.

Между прочим, похожим приемом могли воспользоваться и древнерусские летописцы, передавая кириллицей древнескандинавские имена. Для этого у них было даже более удобное, недоступное византийцам средство — буква ерь, естественно выполняющее ту же самую функцию (например, YngvarR → Игорь).

Небольшое число рассмотренных примеров и вариативность передачи в них интересующего нас звука заставляют с осторожностью относиться к сделанным заключениям. Сомнения усугубляются тем фактом, что, согласно АК, в качестве названия «по‑росски» еще одного порога тоже выступает причастие настоящего времени Λεάντι (от глагола hlæja — ‘(громко) смеяться’, ‘хохотать’), на сей раз без грамматических признаков субстантивации. Всё это заставляет обратиться к другим возможным подсказкам.

● ● ●

Такой подсказкой может стать восприятие на слух иноязычным народом произношения /ʀ/ начальной русью в её самоназвании. Происхождение самоназвания руси — отдельная тема, ещё не получившая однозначного решения в научной среде. Однако многие лингвисты, в том числе авторы АК, связывают его с Ruotsi, означающим в современном финском языке Швецию. При этом предполагается происхождение слова Ruotsi из древнескандинавского *róþR — ‘гребля’. Хотя слово *róþR не аттестовано, из рунических надписей известны сложные слова róþR‑menn, róþR‑karlaR с контекстным смыслом ‘гребцы’. А главное, у *róþR есть прямые наследники в том же значении гребли: исландское róðr и шведское rodd.

Появление в финском языке древнескандинавской «гребли» в приложении к Швеции долгое время смущало историков и лингвистов. Однако оно получает удовлетворительное объяснение в современных представлениях об этногенезе руси на его начальных стадиях вдоль средневекового Волжского торгового пути и на прилегающих к нему финоязычных территориях от Аландских островов до Среднего Поволжья. На этих пространствах в VIII…X веках выходцы из Скандинавии функционировали как некая торговая корпорация [5], сбывавшая добытые на окрестных территориях пушнину и рабов в Булгаре и Хазарии [6]. Нетрудно себе представить, что первоначально состоявшая главным образом из восточных скандинавов, корпорация по мере расширения сферы деятельности на все Поволжье в возрастающих объемах вовлекала в свои ряды автохтонное финоязычное население, особенно на вспомогательные и трудоёмкие работы, не в последнюю очередь в качестве гребцов на свои драккары и кнорры. Привлечённое местное население могло таким образом получить у скандинавов обобщающее наименование «гребцов» и, более того, охотно принять его на себя, поскольку оно демонстрировало причастность к корпорации, что, надо полагать, было весьма престижным в их среде.

Но, будучи престижным, это наименование оказалось труднопроизносимым для новых финоязычных членов корпорации, вследствие чего они укоротили сложные древнескандинавские слова róþR‑menn, róþR‑karlaR до их общего первого компонента róþR‑ /roːθʀ/ и переиначили его произношение на свой лад. В частности, у западных финнов suomi долгий и сильно лабиализованный гласный /oː/ оригинала превратился в типично западнофинский дифтонг /uo/, а отсутствующий в финских языках спирант /θ/ заместился близким по артикуляции плозивом /t/. Так в среде финнов-suomi róþ- закономерно преобразовался в ruot-. Далее, на конце западнофинского ruotsi, как и в Οὐλβορσί Константина Багрянородного, мы видим альвеолярный сибилянт с последующим кратким гласным верхнего подъема. И, как и в отношении Οὐλβορσί, можем предположить в этом конечном -si имитацию палатализованного /ʀ/ в его оригинальном произношении начальной русью. Предположение подкрепляется тем, что язык финнов-suomi, как и среднегреческий, не имел собственных палатоальвеолярных согласных и средств отражения таковых на письме.

С аналогичными трудностями, похоже, столкнулся и «Баварский географ». Если его автор-баварец, используя в названии руси латинскую букву зет, имел в виду ее «родное» ему верхненемецкое аффрикативное произношение, то его Ruzzi, прочтённое «по-баварски» как /ruʦːi/, практически идентично в звучании финскому Ruotsi. К нашему сожалению, и в этом случае алфавит документа — латиница — тоже не предоставлял возможности непосредственно отразить палатоальвеолярные согласные и мог заставить автора прибегать к ухищрениям, аналогичным использованным греками и финнами в рассмотренных выше случаях.

Однако в связи с ruotsi у нас имеются дополнительные возможности прояснить произношение русью древнескандинавского звука.

Более полную информацию о звучании /ʀ/ у начальной руси дают другие финоязычные передачи древнескандинавского róþR-. Так, на востоке финоязычного ареала это слово приобрело несколько иные, отличные от ruotsi звучания, представление о которых дают, в частности, сохранившиеся названия русских в языках народов Поволжья: роч в языке коми, руш в марийском и ӟуч в удмуртском. Необходимо отметить, что все три слова не являются производными от принятого в русском языке самоназвания русских, то есть, они не заимствованы из великорусского языка. Хотя их семантика безусловно претерпела радикальное изменение после вхождения народов Поволжья в Российскую империю [7], форма сохранилась с более древних времён, что позволяет видеть в них вероятные отражения произношения своего самоназвания начальной русью Волжского торгового пути IX…X веков.

По счастью, во всех трёх названных языках имеются палатоальвеолярные согласные, причем, что немаловажно, наряду с их альвеолярными парами. И, несмотря на наличие в данном случае возможности выбора между ними, во всех трех рассматриваемых примерах на конце слова оказывается как раз палатоальвеолярный сибилянт. А также, в отличие от Ruotsi в финском-suomi, на конце нет никаких дополнительных гласных, в чём можно видеть ненужность для этих языков искусственных средств палатализации благодаря использованию кириллического алфавита.

Отдельно следует отметить отсутствие во всех рассмотренных финоязычных озвучках самоназвания руси видимых следов ротацизма. Это вполне соответствует существующим представлениям о времени формирования начальной руси не позже IX века, то есть на столетие раньше создания «Об управлении…».

● ● ●

Суммируя рассмотренные примеры, можно заключить, что звук /ʀ/ в произношении начальной русью IX…X веков мог представлять собой палатоальвеолярный (или даже, с учетом регулярного подчеркивания его палатальности в иноязычных передачах добавлением гласного /i/, альвеопалатальный) сибилянт с неявным или незавершенным ротацизмом. К сожалению, этот звук невозможно было передать в алфавитах тех письменных народов, которые оставили нам сообщения о начальной руси. Букв для палатоальвеолярного (или альвеопалатального) фрикативного /ʃ/ (или /ɕ/) и аффрикативного /ʧ/ (или /ʨ/) звуков не было ни в греческом, ни в латинском алфавитах. Поэтому в византийских источниках он передавался либо близким по артикуляции альвеолярным сибилянтом (‛Ρῶς), в том числе с искусственной его палатализацией дополнительной йотой (Οὐλβορσί), либо сонантом как отражением слабо выраженного ротацизма, но тоже с йотой (Γελανδρί). В свою очередь, использующие латиницу народы и авторы вынужденно придумывали свои способы графического выражения древнескандинавского звука, в частности используя похожий прием отражения его палатальности добавлением -i (Ruotsi, Ruzzi).

В заключение хотелось бы затронуть косвенно связанный с предметом настоящей статьи (и вероятно достойный отдельного исследования) вопрос: форму «Русь» в названии средневекового государственного образования в Среднем Поднепровье. Если это не формальная копия древнерусскими книжниками византийского письменного ‛Ρῶς, то не может ли именно такая форма, а не, к примеру, «Рушь» или «Рочь», свидетельствовать о приходе руси на Средний Днепр из западнофинского языкового ареала, в частности по условному «пути из варяг в греки», а не из Среднего Поволжья, как предполагает А. Толочко?

Май 2022

На главную ▬››

---

[1] В дальнейшем тексте руна ýr отображается прописной латинской буквой «R» по аналогии с принятой транскрипцией соответствующего ей звука.

[2] Со строчной в начале, поскольку здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, имеется в виду этнос (или социум) русь.

[3] Константин Багрянородный. Об управлении империей. Текст, перевод, комментарии. Под ред. Г. Литаврина и А. Новосельцева. 1991.

[4] В сложных словах bάru-: báru‑fall, báru‑skel, báru‑skot, báru‑stormr, báru‑stórr.

[5] А. Толочко. Очерки начальной руси (глава 2). 2015.

[6] См., например, «Записки Ибн Фадлана».

[7] Как и семантика Ruotsi у финнов-suomi после образования древнешведского государства.