Владимир Егоров
Викинги и варяги
Размышления над
комментариями В. Фомина
к книге С. Гедеонова «Варяги и Русь»
Викинги
Оглавление
Грициан Таврический и таврические скифы
При обращении к комментариям В. Фомина к книге
С. Гедеонова «Варяги и Русь», пожалуй, в первую очередь внимание
застревает на смешных казусах вроде такого: «В
Или такой сентенции: «Само отсутствие скандинавских богов среди восточнославянских божеств ― одно из многочисленных отрицаний тезиса о норманстве руси». Любому здравомыслящему человеку очевидно, что среди восточнославянских божеств должны присутствовать именно восточнославянские божества, а не скандинавские и не, к примеру, шумерские. А скандинавским богам надлежит присутствовать в пантеоне скандинавских богов, а не славянских и не зулусских. Поэтому «отсутствие скандинавских богов среди восточнославянских божеств» совершенно естественно и ничего не может ни доказывать, ни отрицать.
Однако мы всё-таки постараемся сосредоточиться не на комичности таких оплошностей Фомина, что, возможно, было бы интересней для досуга, а на содержании некоторых вызывающих сомнение и желание поспорить его комментариев, что, надеюсь, будет полезнее для истории.
«Уж сколько раз твердили миру»
«Уж сколько раз твердили миру»…[1] Я искренне
благодарен Фомину за поддержку, пусть невольную, моего интуитивного скепсиса в
отношении «Повести временных лет» (далее ПВЛ) как якобы исторического источника
по начальной истории Древней Руси. Оказывается, то, что ПВЛ, по крайней мере
касательно событий IX–X
веков, следует изъять из раздела летописей, твердили миру до меня многие
солидные учёные, и Фомин, спасибо ему, привёл их представительный перечень: «Д.И. Иловайский весьма
недоверчиво отнесся к большинству известий Повести временных лет (ПВЛ) второй
половины IX–X вв., считая, что летопись, начавшись легендами и баснями,
“становится полнее, достовернее, обстоятельнее” лишь по мере приближения
событий к эпохе самого летописца, т.е. к началу XII века. При этом он упрекал
своих противников в том, что они “ограничиваются голословными фразами о
правдивости Нестора вообще”… М.Д. Приселков был категоричен в своем
выводе, что до начала XI в. летопись является для нас “источником
искусственным и малонадежным”, построенным, главным образом, на устной
традиции. Затем Я.С. Лурье высказал мнение, что для истории IX–X вв.
ПВЛ “является недостаточно надежным источником”. Столь явный “скепсис” в
отношении древнейшей летописи и отсутствие в научных кругах реакции на него
проистекали из построений Д.С. Лихачева, согласно которым летописание
зародилось лишь в
Правда, сам-то Фомин придерживается иного взгляда: «Еще И.И. Срезневский высказал плодотворную
мысль, что первые летописные заметки появились на Руси в начале X в. и “начинались с пометок на
пасхальных таблицах”. М.И. Сухомлинов заметил, что читаемые только в Никоновской
летописи записи под 6372, 6373, 6375 “близки по времени к событиям”.
А.А. Куник выразил уверенность в том, “что первые начатки нашего
летописания возникли в Киеве еще в IX-м веке, вслед за первым крещением
руси,― в виде кратких заметок о туземных событиях...”. Митрополит Макарий
утвердительно говорил, что летописи велись в X в., причем в разных местах ― Киеве, Новгороде, на Волыни…
И.Е. Забелин высказался в пользу того, что первые летописные известия о
начальной истории Руси были связаны с первой христианской общиной в Киеве,
появление которой он относил к 60-м гг. IX в. В XX в. раннее возникновение летописания
было доказано нашими историками. Н.К. Никольский показал, что повести о
полянах, следы которых сохранились в ПВЛ, складывались еще в дохристианский
период. М.Н. Тихомиров, заостряя внимание на том факте, что летописные
известия за вторую половину X в. “более точные и более подробные”, чем за
первую половину XI в., убедительно продемонстрировал наличие произведений
летописного жанра в конце X столетия. Л.В. Черепнин выделил свод
И. Срезневский
высказал плодотворную мысль, что первые летописные заметки появились на Руси в
начале X в.? Да, высказал, но это всего лишь мысль, высказывание, не подкреплённое никакими доказательствами. Кто видел эти заметки? М. Сухомлинов заметил, что читаемые только в
Никоновской летописи записи под 6372, 6373, 6375 годами близки по времени к
событиям? Ну, заметил, однако доказательств не представил. Да и в любом случае
Никоновская летопись не имеет отношения к ПВЛ. А. Куник
выразил уверенность в том, что первые начатки нашего летописания возникли в
Киеве еще в IX веке, вслед за первым крещением руси? Что ж, выразил, но остаётся неясным, на чём базируется его уверенность, ведь и само «первое крещение» ―
не более чем гипотеза. За скобками остаётся и то, каким образом эти «начатки»
отразились в ПВЛ. Митрополит Макарий утвердительно говорил, что летописи велись
в X в.? Ну, мало ли кто что говорил, даже если и
утвердительно. Тем более что утвердительное слово мы слышим не от
профессионального историка, а от лица, «профессионально» заинтересованного в
том, чтобы начало церковной жизни на Руси и связанное с ней летописание было
отнесено как можно глубже в прошлое.
И. Забелин высказался в пользу того, что первые летописные известия о начальной
истории Руси были связаны с первой христианской общиной в Киеве, появление
которой он относил к 60-м гг. IX в.? Опять всего лишь
высказывание, предположение, связанное с гипотетической христианской
общиной. Нам не известны ни аутентичные летописные известия IX века, ни факты,
подтверждающие существование христианской общины в Киеве того времени.
Н. Никольский показал, что повести о полянах, следы которых сохранились в
ПВЛ, складывались еще в дохристианский период? Может быть это и так, да только повести не имеют отношения к летописанию. Кстати, похоже, и
поляне остаются неким фантомом, осязаемые следы которых по-прежнему ускользают
от археологов. М. Тихомиров убедительно продемонстрировал наличие
произведений летописного жанра в конце X столетия? Да кто ж спорит, летописание
действительно могло начинаться в конце X века после крещения Руси, а
главное, после появления у неё письменности, но IX и большая
часть X
веков тут ни при чём. Л. Черепнин выделил свод
Таким образом, нет доказательств летописания на Руси до второй половины, а скорее конца X века. Подчёркиваю, ни одного! Предполагать можно всё что угодно, но нет никаких серьёзных оснований считать ПВЛ некой Начальной летописью, по крайней мере в отношении событий IX и большей части X века, вплоть до крещения Руси в самом его конце. ПВЛ ― это повесть, то есть беллетристика, которую ни в коем случае нельзя считать летописью, как нельзя считать летописями повести и романы, например, В. Пикуля. Но произведения Пикуля всё-таки написаны по реальным историческим событиям, а в отношении ПВЛ даже такое утверждение рискованно.
Плотники супротив столяров
Немало усилий Фомин в своих комментариях потратил на обоснование якобы существующего кардинального различия между западноевропейскими викингами и восточноевропейскими варягами. Он на все лады перепевает давно вброшенный в историографический оборот антинорманистами жульнический тезис: «Исследователи, в том числе и норманисты, давно обратили внимание на принципиальную разницу в поведении норманнов в Западной Европе и в поведении варягов в Восточной Европе, означающую, что речь идет о совершенно разных народах». В чём же проявилась эта «принципиальная разница в поведении норманнов и варягов»? Да, хоть убей, ни в чём! Вновь, как и в случае с летописанием на Руси IX века, ни у Фомина, ни у его предшественников этому расхожему тезису нет ни одного мало-мальски стóящего подтверждения. А их антинорманистское жульничество состоит в том, что повсеместно сравниваются викинги VIII–IX веков, стоявшие вне закона пираты, в основном занимавшиеся грабежом побережий Европы, с варягами, чинно-благородно поступавшими на службу к русским князьям в XI–XII веках, то есть… триста лет спустя! Если же проводить исторически корректные параллели, то мы ничегошеньки не знаем о повадках варягов VIII–IX веков в Восточной Европе и потому сравнивать их с западными викингами того же времени не можем, а в XI–XII веках бывшие викинги уже были не менее цивилизованы и привержены порядку, разумеется, по меркам своего времени, чем летописные варяги. Тому примерами Вильгельм Завоеватель или Рожер Сицилийский.
Далее одно жульничество тянет за собой другое: «Принципиальное различие между викингами и варягами как раз и состоит в том, что в то время, когда норманны на Западе занимались грабежом и насилием, захватывали земли, строили на них крепости и подчиняли себе окрестные территории, превращая его население в своих рабов, варяги на Руси, воздвигая крепости лишь по пограничью и защищая землю Русскую от внешнего врага, противостояли подобным грабежам и насилиям, отстаивали свободу русского народа». В общем, почти вторя А. Чехову: викинги против варягов ― что плотники супротив столяров. Но зададимся простым вопросом: какие такие крепости воздвигли варяги на Руси в то время, когда «норманны на Западе занимались грабежом и насилием», то есть в VIII–IX веках? И окажется, что нет их, этих крепостей. Ни одной! Даже Киев, согласно оценкам независимых археологов, черты города приобрёл не ранее конца IX века, а столичный облик ― только где-то к середине X века [2]. Все прочие города, упомянутые в ПВЛ в статьях за IX век, на самом деле по объективным археологическим свидетельствам, возникли не ранее конца X века. Известные археологам города IX века на Русской равнине можно пересчитать по пальцам одной руки: Старая Ладога, Рюриково городище, Сарское городище, Тимирёво да Гнёздово. Может быть, какие-то из них основали варяги, но не по пограничью и уж точно не для защиты Русской земли. Кстати, сам термин «Русская земля», которую якобы защищали варяги VIII–IX веков, появился лишь в XII столетии. Что же касается защиты своей земли, то в летописные времена норманны на Западе, те же Вильгельм с Рожером, делали это не в пример лучше какого-нибудь Игоря Рюриковича, да и умению завоёвывать и подчинять чужие земли могли поучить хоть бы и Святослава Игоревича.
И ещё. Кто бы разъяснил, что это такое ― «русский народ», чью свободу якобы отстаивали варяги? По мнению одних историков, древнерусская народность сформировалась не ранее конца XII века, а по мнению других, она вообще не успела оформиться в летописной домонгольской древности. Так о каком же «русском народе» может идти речь во времена «призвания варягов»?
Здесь самое время поговорить о массовом заблуждении, которое мешает увидеть лес за деревьями. Почему-то археологический материал Русской равнины, этнически соотносимый со скандинавами, а хронологически с IX–XI веками (материал, надо сказать, весьма представительный), упорно приписывается то варягам, то руси, из чего потом следуют совершенно неадекватные выводы. Пример из Фомина: «Суждения зарубежных исследователей-норманистов абсолютно совпадают с выводами отечественных ученых. Норвежский археолог А. Стальсберг пришла к выводу, что археологический материал на Руси не свидетельствует в пользу антагонизма между местным населением и чужеземцами, а напротив, говорит об отсутствии отчуждения между ними. По мнению С. Франклина и Д. Шепарда, “скандинавская русь” больше путешествовала с торговыми целями, чем воевала». То-то и оно! Не было археологического антагонизма не между варягами и фантомным «русским народом», что предполагается у Фомина, а между «местным населением и чужеземцами», о которых говорит археолог. Надо всё же отдавать себе отчёт, что археологически зримые следы оставляет осёдлое население, неважно туземное или чужеземное, но живущее на одном месте достаточное время, чтобы сформировать культурный слой. Никак не путешественники, завернувшие к этому осёдлому населению в гости на денёк-другой. Вот и наши вечные путешественники, называйте их хоть викингами, хоть варягами, хоть русью, никаких археологических следов нам не оставляли, пока не осели на землю подобно норманнам Вильгельма или Рожера.
Другое дело, с какими намерениями заглядывали эти путешественники на денёк к аборигенам. В VIII–IX веках наши летописные варяги, как и западные викинги,― наверняка с недобрыми, и их меньше всего заботило оставить после себя какие-то следы археологам далёкого будущего, разве что только в виде пожарищ. А вот русь действительно посещала аборигенов скорее всего с вполне мирными торговыми целями, но свидетельств своих посещений тоже не оставляла. Доступные археологам следы что варягов, что руси можно найти только на их базах и достаточно продолжительное время функционировавших стоянках. Беда в том, что, во-первых, мы не знаем, за редкими исключениями, где находились эти базы и стоянки, а во-вторых, следы руси, в отличие от скандинавов, практически неотличимы от следов автохтонного населения, так как русь, будучи вероятно скандинавской по изначальному происхождению, в доступной археологам материальной культуре очень быстро адаптировалась к местным обычаям и уподоблялась аборигенам Причерноморья, Подунавья и Поднепровья [3].
Ах, Аполлон, ах, Аполлон!
На мой взгляд, страшный вред истории Древней Руси нанёс А. Кузьмин, вбросивший в исторический обиход целую пригоршню бредовых идей, причём не в собственно историческую почву, которую он всё-таки культивировал профессионально, а на соседнее лингвистическое поле, где его познания оставляют желать много, очень много большего. Эти идеи взошли зарослями сорняков, местами совершенно заглушив всходы разумных мыслей профессиональных лингвистов, и до сих пор обильно питают его столь же лингвистически безграмотных последователей. К их числу примкнул и Фомин: «Согласно разысканиям А.Г. Кузьмина, имени Олег “ближайшей параллелью” является иранское “Халег”, восходящее к тюркскому “Улуг” (имя собственное и титул, означающий “старший”, “великий”), а имя Игорь (Ингер иностранных источников) объясняется уральским “инг” ― муж, герой, и связано оно было “либо с Ингрией (Ижорой русских летописей), либо с Ингарией ― областью в Роталии” (Западная Эстония)». Ох уж эти лингвистические «разыскания» Аполлона Григорьевича! Нету, ну, нету в натуре никакого «уральского инг». Конкретно нет никаких ингов ни в ижорском, ни в эстонском языке. Некорректно и утверждение о неком «тюркском улуг», по крайней мере, в отношении общетюркского словаря. Слово олуг с указанными значениями «старший» и «великий» действительно существует в татарском языке, но его нет в родственных татарскому башкирском и чувашском языках. В казахском слово существует в других формах: ұлы, үлкен. Нечто похожее имеется в крымскотатарском языке: улу, но из него вряд ли можно произвести «Олег». Так что Кузьмину с его откровениями следовало бы как-то объяснить и уральское происхождение Игоря, и то ли волжско-татарское, то ли крымско-татарское Олега. Кстати, «иранское халег» ― тоже чистая выдумка Кузьмина, нет такого «иранского» слова. Понятно, эта придумка вынужденная, ведь без неё всё получается совсем грустно ― даже Кузьмин при всей безудержности его фантазий не решился представить Игоря тюрком.
Следующее наивное заблуждение Кузьмина, подхваченное Фоминым: «Именно вагры, о чем на протяжении веков говорилось в историографии, а ныне доказано историком А.Г. Кузьминым, и были собственно варягами. Именем варягов будут затем называть на Руси всю совокупность славянских и славяноязычных народов, проживавших на южном побережье Балтики от польского Поморья до Вагрии включительно, а еще позднее ― многих из западноевропейцев. На выход варягов со славянских берегов Балтийского моря указывают, как уже говорилось, и славянские названия городов, основанных ими в Северо-Западной Руси ― Новгород, Белоозеро, Изборск». Ничегошеньки Кузьминым не доказано, ибо нельзя доказать недоказуемое, противоречащее элементарным законам лингвистики, согласно которым в славянских языках «вагры» не могли превратиться в «варягов» [4]. Не говоря уже о том, что ни один известный историкам документ никогда не именовал ни ваграми, ни варягами «всю совокупность славянских и славяноязычных народов, проживавших на южном побережье Балтики от польского Поморья до Вагрии включительно». Точно так же с потолка взято основание варягами городов северо-западной Руси, в частности Белоозера и Изборска [5]. Что же до Новгорода, то в некоторых летописях его основание приписывается Рюрику, но в других, коих большинство, варяг призывается в уже существующий стольный град, после чего отдаёт братьям Белоозеро и Изборск, надо понимать, тоже созревшие для выполнения столичных функций и, стало быть, тоже давно существующие. Но на самом деле всё это сказки, не согласованные между собой разными рассказчиками. В оценке же степени их правдивости в наше просвещённое время нельзя бессовестно игнорировать не подлежащие сомнению свидетельства археологов: во времена «призвания Рюрика», то есть в начале второй половины IX века, ещё не было на нашем «шарике» ни Белоозера, ни Изборска, ни самогó Новгорода.
Характерно, что Фомин безоговорочно поддерживает даже очевидно жульнические передёргивания Кузьмина: «В случае с Бертинскими анналами весьма важно еще одно ценное наблюдение Кузьмина: Пруденций не столько отождествляет росов и свеонов, сколько противопоставляет их». В чём же выразилось это наблюдённое Кузьминым «противопоставление»? Сколько ни вчитывайся в текст анналов, повествующий о «послах кагана Rhos», нет там никакого «противопоставления росов и свеонов». Наоборот, имеется очевидное их отождествление: народ, который в письме византийского императора назван Rhos, франки назвали свеонами.
А вот ещё одна вообще лишённая смысла ссылка на Кузьмина: «А.Г. Кузьмин, обращая внимание на тот факт, что в Восточной Европе в IX в. ходили преимущественно арабские монеты и отчасти салтовского Подонья, а “щеляг” ― это польская форма западноевропейского “шиллинга”, оставляет читателей перед дилеммой: “щъляг” предполагает либо легенду, “либо все-таки западное происхождение вятичей и радимичей, которые пользовались “польскими” расчетными единицами...”». В данном случае какую-то дилемму то ли Фомин, то ли Кузьмин придумали на ровном месте. Нет тут никакой дилеммы. Вообще ничего нет. С чего бы вятичам с радимичами пользоваться «польскими расчётными единицами», да ещё рассчитываться ими с хазарами? Всё это из того же ряда сказок ПВЛ. В вятичской и радимичской земле не найдено и не могло быть найдено ни одного щеляга. Во всём том регионе во времена и Олега и Святослава в ходу были исключительно арабские дирхемы. А что до щелязей, то есть шиллингов, эти западноевропейские монеты даже в польский обиход вошли только в XIV веке. Так что, если щелязи ― легенда, то для ПВЛ легенда из далёкого будущего. Сказка про щелязи могла появиться в тексте ПВЛ не ранее XIV века, когда те вошли в обращение в Польше, а ещё более вероятно, только в XVI веке, когда Киев по Люблинской унии оказался в Польском королевстве. Так что вставлена сказочка была не в XII веке Нестором или Сильвестром, а в XIV или даже XVI столетии киевским монахом-переписчиком, который собственноручно рассчитывался на базаре этими щелязями. Кстати, там же и тогда же тем же переписчиком или его коллегой в ПВЛ было политически грамотно «уточнено» происхождение полян, радимичей и вятичей ― «от ляхов».
Грициан Таврический и таврические скифы
Черноморская русь рано, очень рано засветилась в отечественной
историографии, но, к сожалению, так и не нашла в ней своего законного места,
поскольку не ложилась в русло ни норманистского, ни антинорманистского
мейнстрима. Фомин, вновь отдадим ему должное, дал в своём комментарии дайджест
упорного открещивания тех и других от черноморской руси: «Еще Н.М. Карамзин в ответе Шлецеру, пытавшемуся
вычеркнуть из истории черноморскую русь, по его словам неизвестно откуда
пришедшую и затем неизвестно куда канувшую, резонно заметил, что “народы не
падают с неба, и не скрываются в землю, как мертвецы по сказкам суеверия”.
Открытие Руси Причерноморской, существовавшей намного ранее прихода Рюрика на
Северо-Запад, связано с именем Г. Эверса, в
К несчастью, здравые мысли Голубинского с Васильевским об истоках черноморской руси входили в очевидное противоречие с генезисом Киевской Руси, выдуманным авторами ПВЛ. Из-за неоправданно благоговейного отношения к так называемой «Первоначальной летописи» наших первоисториков, идея Голубинского-Васильевского развития не получила. Не спасла её и неуклюжая попытка А. Шахматова примирить непримиримое, также отмеченная Фоминым: «русь ― это древнейший слой варягов, появившихся на Днепре и основавших Киевское государство около 840 года. Места, покинутые русью, по его [Шахматова – В.Е.] мысли, вскоре заняли другие скандинавы, именуемые на севере и на юге только как варяги. Будучи изгнанными из Северо-Западной Руси, норманны вновь появляются там “в качестве завоевателей” и во главе с Рюриком создают варяжское государство, а затем уже подчиняют себе Южную Русь и воспринимают ее имя». Сейчас мы знаем, что в 840 году города Киева ещё не было, первые скандинавские следы на его нынешней территории независимые археологи относят только к рубежу IX и X веков, а столичные черты он приобрёл не ранее середины X века. Ранее этого рубежа бессмысленно говорить о «Киевском государстве». Поэтому прямого отношения ни варяги, ни начальная русь, она же, вероятно, русь черноморская, к созданию «Киевского государства» не имели. Киев в качестве столицы Древней Руси был основан Владимиром Святославичем в последней четверти X века [6].
Фомин также приводит в чём-то выглядящую более близкой к истине
версию Г. Вернадского: «Г.В. Вернадский
полагал, что шведы к
Во-первых, невнятный Азовский регион Вернадского, под которым, надо думать, подразумеваются степи северного Причерноморья, наводит мысль скорее на кочевников-аланов. Между тем не вызывает сомнений то, что начальная русь была народом мореходным, поэтому говорить всё-таки приходится в этническом аспекте скорее о скандинавах, а в территориальном ― конкретно о Крыме, с которым византийские историки неразрывно связывают начальную русь множеством свидетельств, от именования её тавроскифами до прямых ссылок на Херсон и Киммерийский Босфор в затрагивающих её нарративах. Я не знаю, какая из двадцати девяти украинских Малиновок имелась в виду в оперетте Б. Александрова и музыкальной комедии А. Тутышкина, но ни одной из них нет в Крыму. Тем не менее, пан атаман мог позволить себе для понту громко именоваться Грицианом Таврическим, а вот византийские историки вряд ли стали бы называть русь тавроскифами, если бы она не базировалась именно в Крыму. Походы Игоря и Святослава они начинают и оканчивают у Босфора Киммерийского, то есть Керченского пролива. Наконец Цимисхий посылает побеждённого им Святослава не просто к Босфору, а к Босфору «домой».
Во-вторых, я бы осторожнее обращался с так называемым «Русским каганатом», этакой «Землёй Санникова» истории, так как на самом деле такого каганата не знает ни один известный нам документ. Действительно, и арабские авторы, и Бертинские анналы свидетельствуют о хождении у начальной руси титула кагана, но этот факт не означает автоматически существования Русского каганата. Такому титулу предводителей начальной руси могут быть и иные объяснения, в частности в контексте руси черноморской [7].
Фомин заставляет нас ещё раз обратиться к Бертинским анналам поддержкой давней путаницы, привнесённой в историографию всё тем же неугомонным Кузьминым: «Если же принять версию норманистов, что речь в анналах идет о шведах, называвших себя в землях финнов roods-гребцы (отсюда якобы западнофинское ruotsi/ruootsi и славянское “русь”), то получается, что перед франкским императором предстали посланники народа “гребцов” (!) с “хаканом” во главе (!). Какая-то странная история, когда во главе мореходов ставят “хакана”, либо “гребцов” заставляют жить в степи». Ощущение такое, что ни один историк, ссылающийся на Бертинские анналы, не утрудил себя прочтением их, хотя бы в переводе, не говоря уже об оригинале. Все ссылаются друг на друга, повторяя глупости предшественников и добавляя новые.
Во-первых, в анналах нет никаких шведов. Имеются только некие свеоны, которых Кузьмин с Фоминым волюнтаристски обозвали «шведами», противопоставили «росам» и придумали, что они, дескать, называли себя «в землях финнов roods-гребцами». Но кто слышал, как те свеоны называли себя у каких-то финнов? Никто не слышал. Строго говоря, мы даже не знаем, как называли себя послы хакана Rhos, Бертинские анналы об этом умалчивают [8]. Прочитайте же, чёрт возьми, эти анналы (лучше в оригинале) прежде чем ссылаться на них! Там ведь ясно сказано: то, что приславший послов народ зовётся Rhos, франки узнали из сопроводительного письма византийского императора Феофила. То есть, от греков по-письменному, а не из уст самих послов кагана руси! Этноним, переданный латынью как Rhos,― изобретение не русское, а византийское, в греческом оригинале ‛Ρως, выкопанное византийцами в Септуагинте, где фигурирует «князь Рос из окраин севера», тех самых окраин, откуда, по убеждению греков, приплыл к ним народ, разоривший Константинополь в 860 году.
Во-вторых, никто не заставляет мореходов жить в степи, а кагана во главе мореходов «поставили» сами мореходы. Ещё в конце VII века Хазарским каганатом были поглощены Тамань и бóльшая часть Крыма, включая почти все земли, населённые готами. Если исходить из гипотезы Гедеонова-Васильевского-Вернадского о готско-скандинавском происхождении начальной руси, то наиболее вероятным местом её рождения следует признать Готский Крым. Поскольку время появления начальной руси вероятно соотносится с рубежом VIII и IX веков, формировалась начальная русь в Крыму непосредственно под крылом Хазарии. Поэтому ничего не было бы удивительного в том, что послы предводителя руси в Константинополе для придания ему, и заодно своему посольству, большего веса представили бы того каганом. К тому же в этом вопросе не следует забывать о языковом барьере. Без сомнения функции переводчиков в посольстве руси выполняли крымские готы, жившие рядом с Херсоном и хорошо знавшие греческий язык. Но для них было затруднительно найти греческий эквивалент оригинальному германскому титулу властителя руси [9], и им в константинопольском посольстве было бы разумным использовать термин, пусть условный, но зато равно понятный как им самим, так и византийцам.
Северные люди с окраин севера
Один из главных рубежей противостояния норманизма и антинорманизма проходит по вопросу ассимиляции скандинавов на Руси. Взгляд на проблему с антинорманистской стороны Фомин выразил следующим образом: «Тема ассимиляции скандинавов в восточнославянском обществе ― одна из самых дежурных в работах сторонников норманской теории XX и нынешнего столетия, которая позволяет им закрывать разговор об отсутствии каких-либо следов норманнов в многогранной жизни древнерусского общества, в которой отразилось участие многих народов, но только не скандинавов». Особый накал страстей именно на этом участке фронта обусловлен, по-моему, недостатком объективной общедоступной археологической информации по данной проблеме. Многолетние умалчивания и прямые фальсификации данных на данный предмет советской археологией дают возможность обеим сторонам подтасовывать эти данные вплоть до «передёргивания» всей колоды. Так, явной передержкой представляется только что процитированное утверждение «об отсутствии каких-либо следов норманнов в многогранной жизни древнерусского общества». Такие следы есть, и они достаточно многочисленны, чтобы не позволять себя игнорировать. С другой стороны, нельзя не признать, что этих следов действительно катастрофически недостаёт, если вслед за классиками норманизма признать варягов основателями Киевской Руси.
Освещая этот вопрос, Фомин приводит замечательное высказывание Р. Скрынникова: «К началу XI в. сменилось по крайней мере четыре-пять поколений руссов, родившихся на славянских землях. Восточно-Европейская Нормандия решительно меняла свое обличье». Я уже проводил показательную параллель между ассимиляцией норманнов в Нормандии и варягов на Руси [10], настаивая на том, что ни викинги, ни варяги IX века не были способны создать собственное государство из ничего, просто не имели такого опыта ввиду отсутствия примеров государственного строительства в собственно Скандинавии того времени. Действительно, процессы на удивленье синхронны и полностью идентичны. Западно-европейская и восточно-европейская Нормандии действительно меняют своё обличье сходным образом, причём в числе множества общих черт обоих ассимиляционных процессов в первую очередь следует подчеркнуть ту, что как норманны не создавали государство в Нормандии, так и варяги не создали государства на Руси. Там и там те и другие выступили захватчиками готовенького, уже существовавших до них «национальных» государств. Именно вследствие этого там и там завоеватели очень быстро усвоили местные обычаи и перешли на язык аборигенов, лишь частично сохранив исторические германские имена, но и те подверглись коренной фонетической переделке.
На самом деле, ни Нормандия, ни Русь почти не сохранили следов их покорения скандинавами несмотря на то, что обе приняли от них свои названия, правда, обе ― опосредованно через местные традиции: Нормандия ― от франкского названия скандинавов как «северных людей», а Киевская Русь ― от византийского названия в общем-то тех же скандинавов, но уже натурализовавшихся в Причерноморье на готском субстрате. И тут надо обратить внимание на немаловажный момент: ни для норманнов, от которых получила название Нормандия, ни для руси, от которой получила имя Киевская Русь, это не были самоназвания. Норманны не называли себя норманнами, так их звали анналисты будущей Нормандии. Точно так же русь не называла себя русью, так её называли византийцы и вслед за ними летописцы будущей Руси. Небольшая разница лишь в том, что европейские анналисты сами породили собирательное понятие норманнов как «северных людей», а русские летописцы позаимствовали термин «Русь» из византийских документов, то самое ‛Ρως как имя «князя народа с окраин севера». То есть, в конечном счёте даже названия Нормандии и Руси оказались практически синонимами.
Август 2014
На главную ▬››