Владимир Егоров
Вождество и феодализм
«державы Само»
Размышления над книгой М. Жиха
«Славянский правитель Само и его “держава” (623–658)»
«Держава Само»
(интерпретация границ и населения на
сайте «Дилетант»)
В отечественной историографии, на мой взгляд, недооценена и обделена вниманием так называемая «держава Само» — первое документально засвидетельствованное в хрониках славянское государство, сыгравшее огромную, возможно определяющую, роль в славянском этногензе и глоттогенезе. Может быть, в данном случае более корректно говорить именно о глоттогенезе, поскольку славянство — понятие скорее языковое, чем этническое [1]. (Этот акцент нам будет полезно держать в уме и в дальнейшем.) Из-за обделённости её вниманием историков весьма желанно появление каждой новой публикации об этой во многом ещё загадочной «державе». Поэтому нельзя не обратить внимания на такой серьёзный труд, как монография М. Жиха о Само и его «державе» [2]. Значимость исследованию добавляет его энциклопедический характер: в нём вовлечён в рассмотрение громадный объём сведений о предмете (18 страниц библиографии!). Оно коснулось многих аспектов короткой, но яркой жизни и таинственного мгновенного исчезновения с исторической сцены этого средневекового государственного образования, которое историки единодушно связывают с ранними славянами. Однако характер этой связи и роль «державы» в ранней истории славянства при всём единодушии оценок (и может быть именно вследствие такого единодушия) всё же не обрели желательной полноты и завершённости. Тем интереснее обратиться к новому масштабному исследованию и выводам, сформулированным его автором. Вкратце (и, разумеется, в меру моего понимания) они сводятся к следующему.
Единственным оригинальным и более-менее достоверным источником, проливающим свет на историю «державы Само», остаётся «Хроника Фредегара». Сфера интересов её автора (возможно, нескольких авторов) ограничивается в основном ранними франкскими королевствами: Австразией, Бургундией и Нейстрией, — и он лишь косвенно по мере прямой необходимости затрагивает сопредельные территории и народы. Соответственно, так же мимоходом и отрывочно отражена история «державы Само». Отрывочность данных усугубляется личностными пристрастиями хрониста и дополняется неуверенностью в отношении некоторых важных для нас датировок хроники. Так, Жих ставит под сомнение момент начала упомянутого у Фредегара восстания винидов против власти авар, датированный в «Хронике» 40-ым годом правления Хлотаря, то есть 623/624 годом по хронологии династии Меровингов. По мнению исследователя, восстание на самом деле началось несколько позже, не ранее 626 года, а именно после и вследствие неудачной осады аварами Константинополя и неоправданно жестокой расправы рассвирепевшего из-за неудачи кагана над какими-то «славянами» его войска. Попутно приятно отметить, что эта поправка и её мотивы полностью совпадают с высказанными мною ранее соображениями на сей предмет: «Возможно, поводом к “выходу на баррикады” [началу восстания винидов против авар – В.Е.] стала неудачная осада аварами Константинополя в 626 году, завершившаяся устроенной каганом резнёй своих сателлитов ― то ли славян, то ли склавинов. Действительно, уход кагана с основными силами к Константинополю, его поражение и жестокая расправа над союзниками… ― всё это объективно могло спровоцировать начало бунта» [3]. Здесь хотелось бы ещё добавить, что это не единственный, как я постараюсь показать в дальнейшем, случай возможного опережения датировок Фредегара параллельных византийских на пару-тройку лет.
Поскольку история «державы Само» у Фредегара тесно связана с некими склавами и винидами, в монографии Жиха отдельно исследован вопрос взаимоотношения этих терминов. Вполне оправдывая отмеченную выше энциклопедичность, она даёт широкий обзор примеров их использования не только у Фредегара, но и других современных ему авторов. Из обзора автором делается вывод: «“Виниды” – общегерманский (в т. ч. и франкский) экзоэтноним для обозначения совокупности славяноязычных народов, “славяне” – самоназвание их части». Тут нельзя не отметить, что на самом деле в обзоре нет никаких «славян». Все представленные в нём авторы используют термины «склавы» или «склавины», которые рутинно-регулярно без комментариев переводятся Жихом как «славяне», что вообще характерно для отечественных историков. Отметив сей факт, обратим внимание на странность вывода автора, что славяне (то есть на самом деле склавы) — это часть винидов. На мой взгляд, приведённые в обзоре примеры заставляют сделать скорее противоположное заключение. В них склавы и виниды либо полностью тождественны, либо, в крайнем случае, наоборот, виниды представлены как часть склавов: в этом плане характерен повторяющийся в примерах пассаж «склавы, также именуемые винидами». При всём при том Жих не оспаривает традиционного представления, что «славяне» было исконным самоназванием славянских народов с самого начала, ещё с носителей пражской археологической культуры. Но тогда у него выходит, что славяне, являющиеся носителями пражской культуры и сами себя называющие славянами, — это часть неких винидов; а остальные виниды, будучи такими же славяноязычными, себя почему-то славянами не называют, но и винидами тоже, поскольку это германский экзоэтноним, и в итоге просто повисают в воздухе в непонятном отношении к пражской культуре и славянству в целом. Позиция Жиха выглядит настолько странно, что к вопросу взаимоотношения славян, а точнее склавов, и винидов придётся специально вернуться позже.
В основателе и эпониме «державы Само» Жих видит «опытного галло-римского купца, возможно, ранее служившего в армии или привыкшего защищать своё добро с оружием в руках в ходе торговых экспедиций, что позволило ему легко присоединиться к славянам в их битвах с аварами и проявить себя в них доблестным воином, блестящим тактиком и стратегом». Автор предполагает, что «Само» было не именем, а титулом предводителя славян, точнее сокращением от титулов «самовластец» или «самодержец», что, по его мнению, «корреспондирует с именованием Фредегаром Само титулом rex», то есть королём. С этим предположением трудно согласиться. Ведь, согласно Фредегару, франк Само явился к винидам уже под этим именем. То есть, он получил его во франкской среде до того, как виниды обрели возможность наградить его каким-то славянским титулом. Было ли «Само» именем или прозвищем, оно вряд ли может претендовать на славянскую этимологию вроде «самодержца» или «самовластца» [4]. Впрочем, Жих делает оговорку, что этимологии имени (или титула) Само не доказана. И хотя происхождению этого имени в монографии уделено немало места, в конечном счёте автор машет рукой на свои изыскания и решает не придавать этому вопросу большого значения, справедливо полагая единственно значимым лишь то, что Само был в первую очередь военным лидером и «самовластным», то есть действительно королевского ранга, правителем славян.
Присоединяясь к этой позиции по существу, я тем не менее хотел бы сделать попутное замечание по форме имени Само и вновь [5] обратить внимание на то, что лингвистически более корректно русским языком передавать его как «Самон», поскольку Фредегар склоняет Samo по парадигме имён третьего латинского склонения (Samonis, Samone, Samonem) подобно именам Cato, Cicero, Nero, Plato, которые потеряли конечное «n» основы в именительном падеже, но сохранили во всех косвенных и исторически прижились в русском языке с этим «н»: Катон, Цицерон, Нерон, Платон.
С местоположением «державы Само» у Жиха имеется некоторая неопределённость. Сначала она аргументированно размещается им на территории нынешней западной и центральной Чехии, прихватывая части Австрии и Баварии, но затем неожиданно и без объяснений сдвигается в более традиционные пределы «…среднедунайской Славянской земли ПВЛ, охватывая территории позднейших Великой Моравии и Карантании», что позволяет исследователю рассматривать её «в качестве социально-политического предшественника Великой Моравии, также, возможно, Карантании, а затем Древнечешского государства». Этот неожиданный и необъяснённый автором сдвиг очень смахивает на боязливо компромиссную уступку традиционным представлениям, обязательный реверанс в сторону «священной коровы» отечественной истории — «Повести временных лет» (в цитате и далее в тексте — ПВЛ).
Политическую организацию «державы Само» Жих соотносит «с другими раннеславянскими политическими объединениями трёхступенчатого уровня, состоявшими из нескольких славиний, одна из которых стояла во главе всего союза, будучи его ядром (“малое племя” → славиния → союз нескольких славиний, возглавляемый одной из них)». Использованием византийского термина «славиния» вместо более привычного в традиционной отечественной историографии «племя» автор подчёркивает постулируемую им «этнополитичность» «державы Само», да ещё и со сложной иерархической политической структурой. Такая структура призвана подчеркнуть политическую развитость раннего славянства, а заодно, вероятно, оправдать отмеченный выше компромиссный сдвиг пределов «державы Само» из Чехии в Моравию и Карантанию как следствие присоединения этих новых славиний к коренной, условно западночешской.
Этнополитический итог деятельности протагониста своей монографии Жих подводит следующим образом: «Победы Само позволили центральноевропейским славянам покончить с аварским игом, благодаря чему славянское общество получило возможность спокойного поступательного демографического, экономического, социально- политического и культурного развития, смогло активизировать колонизацию Западных Балкан (миграция части сербов и хорватов)». А историческое значение «державы Само» для судеб славянского мира исследователь видит в том, что она «вывела западнославянский политогенез на новую ступень».
Итак, этапы западнославянского политогенеза по Жиху:
· бог знает откуда там взявшись, жили-были в своей «коренной» славинии на территории то ли будущей Чехии (с довесками в Австрии и Баварии), то ли Моравии (с прихватом Карантании) некие центральноевропейские славяне, они же часть каких-то невнятных винидов;
· живя-поживая, ненароком попали эти винидские славяне под аварское иго;
· объединив соседние славинии под знамёнами Само, они дружно от этого ига освободились;
· освободившись, стали спокойно поступательно демографически, экономически, социально-политически и культурно развиваться;
· всесторонне развившись, активизировали колонизаторскую политику на Западных Балканах;
· колонизовав Балканы под псевдонимами сербов и хорватов, вывели западнославянский этногенез на новую ступень.
В общем и целом всё в русле отечественного исторического мейнстрима. Жаль только, что о восточных славянах Жих хранит не свойственное этому мейнстриму молчание. Вероятно восточным собратьям винидо-славян повезло меньше. Победы над аварами их западных соплеменников под руководством Само на них никак не отразились, поэтому подняться на новую ступень политогенеза нашим далёким предкам не довелось — так и остались под аварским игом без всякого политогенеза.
• ● •
Любые серьёзные рассуждения о «державе Само» вряд ли имеют смысл без ясного понимания характера этой «державы» и её населения. До сих пор в этом вопросе господствует представление, сформулированное ещё в середине прошлого века Н. Грацианским. Оно определяло государство Само как «союз славянских племён, возглавляемый Само, при господстве родовых отношений и отсутствии крепкой внутренней связи между отдельными кровными объединениями славян», который «мог быть только временным союзом, вызванным условиями напряжённой борьбы с враждебными соседями» [процитировано по монографии Жиха – В.Е.]. В целом его придерживается и Жих, лишь окрасив «славиниями» и иерархической «этнополитичностью».
Но можно ли в реалиях первой половины VII века говорить о каких-то «славянских племенах» и «родовых отношениях» касаемо подданных Само, они же до образования его «державы» — угнетённое аварами население северо-западной, пограничной с Австразией, части Аварского каганата? И что собой представляло это население, особенно те, кого Фредегар называл винидами и склавами? Отвечать на эти и другие связанные вопросы можно очень по-разному, а в зависимости от ответа будет существенно по-разному вырисовываться история и значение «державы Само».
Ответ по Грацианскому естественным образом приводит к той «картине маслом», что нарисована Жихом. Картина ценна панорамностью и тщательной прорисовкой деталей. Что-то вроде полотна К. Брюллова на расхожий библейский сюжет, при взгляде на которое просто не может возникнуть кощунственной мысли насчёт исторической достоверности изображённых там сцен и действ. Но монография Жиха при всём к ней уважении — не библия. Между тем «союз славянских племён» Грацианского — всего лишь некая догма, давно принятая отечественными историками «по умолчанию» как самоочевидная данность, а на деле просто фантом, никакими реальными фактами и доказательствами не подкреплённое представление об организации ранних славянских обществ. По счастью, в последнее время этот фантом явно начал терять в среде историков статус абсолютной истины, открывая возможности для альтернативных взглядов на раннюю историю славянства.
Если не принимать априори ни на каких реальных фактах не основанную догму о «славянских племенах» и их «союзах» на заре славянства, а попытаться глянуть на историю «державы Само» под другими, не зашоренными традицией и ПВЛ углами зрения, то окажутся возможными иные ответы на поставленные выше вопросы. И, как следствие, нарисуются иные картины истории, на которых увидятся иными характер и историческая роль «державы Само». В этом плане одна из интереснейших, в моём видении, альтернатив возникает при взгляде на фрагментарно набросанную Фредегаром историю «державы Само» с высот гипотезы славянского этногенеза, разработанной И. Коломийцевым (в содружестве с виртуальными Шерлоком Холмсом и доктором Уотсоном) в его тетралогии «научных детективов» из цикла «Тайна происхождения славян» [6]. Несмотря на не принятую и даже неприемлемую в учёных кругах форму изложения, (к тому же не облегчающую, как вероятно хотелось автору, а скорее затрудняющую восприятие читателем), содержательно тетралогия достойна, на мой взгляд, самого серьёзного отношения.
Широкоформатный анализ Коломийцевым положения дел на Среднем Дунае на момент появления там авар выявляет в тех краях весьма неоднородное и разноязыкое население, неоднократно менявшееся и перемешивавшееся волнами вторжений кочевников, вплоть до гуннов, и миграциями германских народов. В предаварское время ситуация усугубилась чехардой непрестанно воевавших друг с другом и часто сменявших друг друга мелких германских полугосударственных образований, а также перманентными военными действиями по обе стороны римского лимеса.
К этому следует добавить ещё одно, более раннее, наблюдение Коломийцева о том, что кочевники менее всего были озабочены процветанием покорённых народов. Наоборот, на завоёванных землях они максимально разрушали все ранее сложившиеся социальные связи и политические организации, способные оказать мало-мальски организованное сопротивление, а вместо них создавали «производственные центры» — по существу трудовые концлагеря для обслуживания завоевателей и удовлетворения их нужд, — в которые сгонялось порабощённое население. Таким центрам-лагерям была свойственна предельно простая, чтобы не сказать убогая, материальная культура, унифицированная общим рабским положением их обитателей. Рабское существование в таких центрах-лагерях определяло нищенский быт и менталитет их обитателей, лишало их социальной организации и этнических корней. (Как однажды заметил археолог С. Черныш, у нищих нет национальности.) В дальнейшем, после гибели недолговечных кочевнических империй, некоторые из этих центров-лагерей становились основой новых территориальных образований, замещавших прежнюю родоплеменную организацию и уже лишённых чётких этнических черт. Именно такими, по существу «универсально рабскими», предстают перед археологами и «раннеславянские» культуры, которые скорее всего вообще не имели ни славянского, ни вообще какого-либо выраженного этнического содержания.
Практики организации производственных центров и трудовых лагерей для порабощённого населения придерживались и авары. Поэтому невозможно поверить в существование в Аварском каганате каких-то славянских племён и тем более их союзов. Что же касается Центральной Европы, в частности Подунавья, то весьма спорным остаётся само наличие там каких-то славян на момент аварского вторжения, то есть в середине VI века. По мнению Ф. Курты, на которое во многом опирается и гипотеза Коломийцева, те «склавины», что появляются в имперских хрониках и анналах как раз в VI веке, не только не были славянами в сегодняшнем понимании славянства, но и вообще не имели к нему отношения. Эти склавины были потомками невольников разных «производственных центров» (или рабских концлагерей) кочевников, лишившиеся с крахом гуннской империи хозяйской руки, но к тому времени уже утерявшие и социальную организацию, и этническое самосознание. Они в основном представляли собой разношёрстный сброд, живший разбоем и торговлей живым товаром.
В этом плане важно понимать, что склавины имперских хроник были сугубо понятием и продуктом римского пограничья. Во-первых, от имперских книжников они получили свой греческий экзоним σκλαβηνοι (в латинской передаче sclaveni), этимологически возводимый к σκλαβος — «раб». Этот экзоним возник как не столько обидное или даже презрительное прозвище склавинов, сколько реальное отражение их исторического происхождения и социального статуса. Он изначально не имел чёткой этнической подоплёки и выступал у греко-римских авторов географическим (и, возможно, в каких-то аспектах социальным) определителем обитателей дунайского левобережья. Во-вторых, средства к существованию склавины добывали главным образом за счёт империи: грабительскими набегами на её земли и торговлей захваченными в этих набегах пленниками. О масштабах этой торговли можно судить по замечанию Менандра об уведённых склавинами к себе «мириадах римских подданных» [подчёркнуто мною – В.Е.], которых империя то выкупала, то освобождала военным путём в карательных экспедициях за Дунай.
Будучи продуктом имперского приграничья, склавины постоянно общались с местным населением и во время грабительских набегов, которые могли длиться месяцами, и у себя дома с «мириадами» приведённых оттуда пленных. Также склавинам приходилось регулярно вести переговоры об их выкупе с римской администрацией. Всё это не могло не привести к тому, что универсальным языком общения во всём регионе среди исторически разноплемённого и разноязыкого сброда стала вульгарная латынь. Косвенным, но весомым доказательством этого является румынский язык — один из отпрысков поздней латыни, на котором говорят нынешние потомки тех склавинов [7].
Имеется и более объективное основание не считать славянами в сегодняшнем понимании славянства придунайских склавинов VI века. Соотносимая с ними археологическая культура ипотешти-кындешти-чурел — типично «убого-рабская», что и не удивительно с учётом происхождения её создателей и полученного ими от римлян экзонима, но она не связана прямой наследственностью с более поздними достоверно славянскими культурами, как, например, синхронные ей пражская или колочинская. То есть, придунайские склавины славянами не были и славянами не стали.
Итак, славяне на левобережье Дуная в средине VI века ещё не наблюдаются. Не видно их и севернее, где германский мир давно и плотно заполонил всю Карпатскую котловину (готы, гепиды, лангобарды) и простёрся дальше до Эльбы (бавары, франки, саксы). Но кто же тогда обитал на территории будущей «державы Само» на момент её захвата аварами? Мы этого не знаем. Можно лишь осторожно предполагать там, помимо доминирующих германцев, некие остатки кельтов и венетов. Именно они совместно могли породить для тамошнего населения этникон «виниды», затем позаимствованный у них пришлыми германцами. Действительно, для этого этникона имеется очень хорошая этимология из кельтского gwin/uind- — «белый» [8]. Но самоназвание с тем же смыслом наверняка было у древних балтов: корень balt- имеет то же значение «белый» во всех современных балтских языках. То есть этнонимы «виниды» и «балты» могут фактически оказаться синонимами, и экзоэтноним «винид» можно рассматривать как германское заимствование кельтской кальки с балтского автоэтнонима.
Теперь мы можем вернуться к вопросу о соотношении «склавов» и «винидов» у Фредегара. Если «склавы» — это собирательный этникон, принятый в римской традиции для задунайского населения, не имевший конкретной этнической основы, то он, соответственно, не имел и чётких границ своей применимости, в частности в северном направлении. Это дало возможность Фредегару и другим писавшим на латыни франкским хронистам, восприняв этот этникон от римских авторов, естественным образом распространить его на своих восточных соседей. Но они, эти соседи, имели у франков и другой, местный по происхождению, этникон «виниды», которого не знали ни греческие хроники, ни римские анналы [9]. Фредегар пользовался обоими этниконами, но в силу целевой ориентированности своей хроники во всех случаях их применения имел в виду не далёкое от него и его интересов население левобережья Дуная, а соседних обитателей пограничных с Австразией территорий. Поэтому, вопреки мнению Жиха, логичнее считать винидов частью склавов, а именно её северной частью, которая обитала у восточных границ королевства франков, включая территорию «державы Само» во всех её локациях.
• ● •
Для нас чрезвычайно важен тот подчёркнутый Коломийцевым факт, что авары появились на территории будущей «державы Само» относительно рано. Именно оттуда, с севера, от границ Австразии они начали завоевание своей «земли обетованной» — Паннонии, которую им пообещал Юстиниан, но в которую так и не пропустил через византийские пределы. Поэтому авары вынуждены были пойти туда в обход Карпат, совершив поразительный по сложности для степных кочевников дальний поход по лесистым северным карпатским предгорьям. Невероятная сложность этого похода заставляет предполагать, что в нём у авар были надёжные слуги и помощники, уверенно чувствовавшие себя в лесах средней полосы Европы [10]. На вопрос, кто мог быть такими слугами и помощниками, весьма вероятный ответ даёт феномен пражской археологической культуры [11].
Пражская культура — на сегодняшний день самая ранняя из уверенно связываемых археологами со славянами. Её первые проявления (так называемая «фаза 0» рубежа IV…V веков н.э.) в последнее время всё надёжнее укореняется в корчакском ареале, то есть географически в белорусско-украинском Полесье и на Волыни. В дальнейшем она распространяется на запад и появляется в пражском ареале где-то около середины VI века, что хорошо коррелирует со временем появления в тех краях авар.
В качестве небольшой интермедии предлагаю взглянуть, как Википедия комментирует распространение пражской культуры цитатой из ПВЛ: «Археологические данные свидетельствуют о массовом перемещении в VI…VII веках носителей пражско-корчакской культуры… [подчёркнуто мной – В.Е.] в район реки Моравы, что соответствует сообщению Нестора: “…пришедше сѣдоша на рѣцѣ имѧнемъ Морава, и прозваша сѧ морава”». Но беда в том, что, во-первых, в ПВЛ славяне приходят на Мораву вовсе не с Припяти и Буга, как следовало бы ожидать, а с Дуная, где, как мы выяснили, в VI веке никаких славян ещё нет. Во-вторых, никаких «массовых миграций» придунайского населения в Моравию археологи не находят, хотя ищут давно и усердно. Зато не массовое, а целевое перемещение корчакцев, похоже, действительно имело место. О перемещении некого «ограниченного контингента» носителей пражской культуры из её восточной части (корчакского ареала) в западную (пражский ареал) нам совместно намекают Фредегар и археологи. Вот их намёки:
· появление авар в самом начале 560-х годов на восточных границах Австразии, причём сначала Сигиберт одерживает над аварами лёгкую победу (в 561 году по Фредегару), а затем через пять лет терпит от них разгромное поражение (566 год у Фредегара);
· необычная форма ареала пражской культуры, которая вытянулась дугой с востока на запад по северным предгорьям Карпат между двумя выраженными терминальными областями, корчакской и пражской.
Из первого намёка вытекло естественное предположение [12], что авары проникли в Карпатскую котловину не с востока через карпатские перевалы, как ранее было принято считать, а с севера в обход Карпатских гор. Только так они могли появиться на границах Австразии до гепидо-лангобардской войны 566…567 годов, избежав конфликта с обоими её участниками. Причём сначала авары отправили в труднейший для кочевников дальний рейд по лесистым предгорьям Карпат разведку. Именно она наткнулась на франков (561 год по Фредегару). Встретив организованное сопротивление, разведка посчитала свою задачу выполненной. По разведанному ею пути прошли главные силы авар и нанесли франкам окончательное поражение (566 год по Фредегару). Победа над Сигибертом позволила аварам организовать в верховьях Эльбы у границ с Австразией, то есть как раз на территории будущей «державы Само», базу для дальнейшего завоевания Карпатской котловины и Паннонии [13].
Как уже было отмечено выше, для совершения феноменального циркумкарпатского похода по лесным дебрям аварам было необходимо иметь при себе надёжных и привычных к жизни в лесах слуг [14]. Так как стартовый терминал циркумкапатского обходного маршрута находился непосредственно в корчакском ареале пражской культуры, естественным для авар было бы взять с собой в поход в качестве таких слуг и помощников тамошних жителей, корчакских аборигенов.
Прежде чем привлечь второй из названных выше намёков, археологический, полезно совершить небольшой обещанный экскурс к датировкам Фредегара. Первое появление авар на границах Австразии, отнесённое Фредегаром к 561 году, более вероятно в 563…564 годах, а именно после второго посольства авар в Константинополь 562 года, когда им стало ясно, что византийцы вовсе не намерены пропускать их в Паннонию. До этого авары ещё сохраняли надежду, что Юстиниан выполнит своё обещание, и вряд ли ринулись бы сломя голову в авантюрный циркумкарпатский поход. А вот после 562 года у них уже не осталось выбора. Таким образом, мы вновь видим опережение дат у Фредегара по отношению к общепринятым по римским анналам и византийским хроникам всё на те же два-три года. Эта же поправка весьма вероятна и для даты окончательной победы авар над франками. Если авары разгромили Сигиберта не в 566 году, как пишет Фредегар, а в 568…569 годах, то к тому времени уже были побеждены гепиды, и авары могли выступать против франков в союзе с лангобардами.
Теперь можно вернуться к археологическому намёку, а точнее совокупности обоих названных выше, из которой явственно вырисовывается процесс «размазывания» пражской культуры по её ныне известному ареалу. Начало ему положили авары тем самым феноменальным циркумкарпатским рейдом, в который степняки прихватили с собой в качестве проводников и слуг уже покорённых ими к тому времени местных привычных к жизни в лесу аборигенов-корчакцев. Вслед за разведкой (561 год у Фредегара или 563…564 год с нашей поправкой) по разведанному пути прошли основные силы авар (566 год у Фредегара или в 568…569 году с поправкой). Франки были разгромлены и принуждены помочь аварам в организации на верхней Эльбе промежуточной базы для предстоящего захвата византийских земель. Уже первый аварский разведывательный рейд перебросил небольшую партию ранних славян из корчакского терминала циркумкарпатского маршрута в его пражский терминал. Нетрудно себе представить, что в дальнейшем авары в процессе обустройства этого маршрута и его нового западного терминала периодически перебазировали небольшие новые партии доказавшего свою полезность корчакского населения на запад и распределяли его по производственным центрам (трудовым лагерям) вдоль этого маршрута и в новом терминале. Тем самым авары невольно начали формировать пражскую культуру и создали предпосылки для будущего ославянивания Европы.
Оставаясь в неведении относительно населения территории «державы Само» до аварского вторжения, теперь мы можем с высокой долей уверенности полагать, что к началу отмеченного Фредегаром восстания винидов последние уже стали её основным населением, определявшим, пользуясь терминологией Жиха, этнополитичность «державы Само». А этнической основой этих винидов были корчакцы, перекаченные «аварским насосом», по циркумкарпатскому маршруту из восточного в западный терминал, который практически совпадает на карте с предполагаемой территорией «державы Само», особенно в «коренной» чешской локации Жиха.
Здесь необходима важная оговорка. Перекаченная «аварским насосом» на запад некая часть корчакцев ни в коей мере численно не сопоставима с предполагаемыми традиционной историей огромными массами мигрировавших по всей Европе славян, как несопоставимы и территории, на которых славянская речь звучала в VI веке и звучит сегодня. «Славянизация» Европы в VI веке фактически ограничилась ареалом пражской археологической культуры, а точнее аварским циркумкарпатским маршрутом с двумя его терминалами и ближайшими окрестностями. И даже в этом ограниченном ареале славянский язык вероятно ещё не стал доминирующим. Некий праславянский [15] язык, вынесенный корчакцами со своей восточной родины, функционировал лишь внутри образованных аварами «производственных центров», они же трудовые лагеря по обслуживанию господ, которыми управляли какие-то аварские надсмотрщики, весьма вероятно полукровки — дети авар и корчакских женщин. Именно эта местная метисная элита подняла среди винидов восстание против отцов-авар на территории будущей «державы Само».
• ● •
К счастью, об этих событиях достаточно информативно поведал нам Фредегар: «В год 40-й царствования Хлотаря человек по имени Само, по рождению франк, из округа Сансского, увлёк с собой многих купцов торговать к склавам, прозываемым винидами. Склавы уже начали восставать против авар, прозываемых гуннами, и царя их хагана... Когда виниды пошли походом против гуннов, купец Само… отправился с ними в поход; и там столь большая доблесть проявилась в нём против гуннов… и огромное множество их было уничтожено мечом винидов. Узнав доблесть Само, виниды избрали его над собой королём; там он и царствовал благополучно 35 лет. Во многие битвы вступали против гуннов виниды в его царствование; благодаря его совету и доблести виниды всегда одерживали над гуннами верх. Было у Само 12 жён из рода славян; от них он имел 22 сына и 15 дочерей. [Все подчёркивания мои – В.Е.]».
По официальной франкской хронологии 40-й год царствования Хлотаря — это 623 год. Согласно же нашей с Жихом поправке восстание «склавов, прозываемых винидами», произошло в 626 году. Момент появления среди восставших франкского купца Само не столь важен, он мог появиться там и до и после начала восстания. Важен конечный результат:
· в ходе восстания Само проявил особую доблесть и был избран винидами их вождём;
· под руководством Само виниды всегда одерживали победы и уничтожили множество авар;
· у Само осталось тридцать семь наследников и продолжателей его дела — 22 сына и 15 зятьёв.
Титул короля винидов для Само у Фредегара совсем не обязательно означает, что виниды к тому времени уже образовали своё королевство, на чём завуалированно настаивает Жих использованием терминов «славиния» и «этнополитичность». Не только Фредегар, но и римские анналисты регулярно называли королями предводителей германских орд, терзавших северные пределы Римской империи. На самом деле эти «короли» были удачливыми в военных предприятиях вождями, вокруг которых вследствие их удачливости собирались некие временные образования, жившие в основном войнами и бандитизмом. Способ формирования таких образований говорит скорее о выборности их предводителя, а их социальную организацию принято характеризовать как военную демократию. В случае длительного существования подобных образований власть в них могла узурпироваться лидерами или семейными кланами и в дальнейшем передаваться по наследству. Этот феномен в последнее время среди историков даже получил специальное определение «вождества» как некой стадии развития общества, промежуточной между родоплеменной и государственной [16].
Именно таким удачливым вождём, судя по «Хронике Фредегара», был Само. В реальности нет никаких оснований утверждать, что у винидов до Само было какое-то государственное образование. В ходе некого восстания низов против верхов и сопутствующей любому восстанию неразберихи «держава Само» изначально образовалась как большая банда, объединившаяся множество мелких банд вокруг удачливого предводителя в удачное время. Таким удачливым предводителем оказался Само, а удачным временем — провальная кампания аварского кагана 626 года. В том году вся каганская рать ушла далеко на юго-восток под стены Константинополя, оставив без присмотра далёкие северо-западные окраины каганата. Неудача кампании не позволила кагану оперативно восстановить этот присмотр и навести порядок в государстве. Этим воспользовалась недовольная своим положением в каганате местная элита северо-западных окраин каганата: аварские бастарды — дети винидок от авар. Вот как об этом выразительно сообщил Фредегар: «Каждый год гунны [гуннами Фредегар продолжает называть авар – В.Е.] зимуют со склавами, спят с их женами и дочерьми, и вдобавок склавы платят дань и терпят много других тягот. Сыновья, рожденные от гуннов склавскими женами и дочерьми, однажды нашли это постыдное унижение нестерпимым, и поэтому, как я сказал, они отказались подчиняться своим господам и подняли восстание». Это краткое сообщение хрониста можно с уверенностью дополнить некоторыми важными подробностями.
Для начала вернёмся немного назад к феноменальному циркумкарпатскому рейду аварской разведки. Мы уже предположили, что в этом невероятно трудном для кочевников походе по лесистым предгорьям Карпатских гор их обслуживали (в качестве проводников, охотников за лесной дичью, сплавщиков по рекам и так далее) прихваченные аварами с собой из начальной точки маршрута корчакцы. Теперь мы пойдём немного дальше и сделаем следующее, впрочем вполне очевидное, предположение, что не только корчакцы, но и корчачки. Действительно, вряд ли авары пошли в труднейший дальний рейд и неизвестность со всеми своими гаремами. Непрактично и обременительно. Но в любом походе кто-то должен варить еду и стирать бельё, то есть всё равно нужны служанки, которых заодно можно заставить обслуживать и сексуальные запросы хозяев. Особенно в холодные снежные зимы, когда кочевнику очень хочется спрятаться от мороза в землянке слуги-аборигена под тёплым боком его жены или дочери. То есть, полукровок авары начали плодить ещё в самом первом разведывательном рейде на запад вокруг Карпат и какое-то время успешно продолжали это делать вдоль проложенного циркумкарпатского маршрута и в его новом западном терминале.
Таким образом, хотя Фредегар и называет Само королём, вряд ли есть серьёзные основания считать его «державу» королевством. Это было спонтанное образование на основах военной демократии, сформировавшееся на северо-западной окраине Аварского каганата в условиях некой заварухи и временного безвластия, вызванных неудачной войной центральной власти на фоне недовольства этой властью местной элиты [17]. Этой элитой на северо-западе каганата были аваро-винидские бастарды, унаследовавшие от отцов аварский гонор [18], но выросшие при матерях и вынужденные жить среди винидов в центрах-лагерях на положении «терпящих многие тяготы» данников. Судя по свидетельству Фредегара, именно эти бастарды стали движущей силой восстания против авар.
До конца не понятно, как и зачем к этому восстанию прибился и даже оказался во главе его франкский купец Само. Жих пытается объяснить этот факт галло-римским происхождением Само и, как следствие, его антагонизмом к правящим в его стране франкам. Но ведь восстание винидов было направлено вовсе не против франков, а против авар. Лишь много позже, уже после побед над аварами и образования «державы Само» последняя, обретя достаточную силу, начала покусывать приграничные области франкского королевства. Но и тогда это были всего лишь обычные для того времени разбойничьи вылазки по соседское добро, но никак не священная война с целью свержения франкских узурпаторов.
Как бы то ни было, Само оказался талантливым и удачливым предводителем винидского восстания. Его постоянные победы над аварами, а затем и успехи против франков неизбежно должны были привести к сакрализации его личности в среде восставших винидов. В таких условиях «держава Само» обязана была очень быстро трансформироваться из военной демократии в вождество. Этому способствовали абсолютный авторитет успешного вождя и наличие у него целой плеяды законных наследников и преемников власти: 37 сыновей и зятьёв. В такой трансформации новоявленная «держава» не была оригинальна. Похожий путь прошли многочисленные германские вождества, предшествовавшие «державе Само» на её территории и окрест.
Но затем эта «держава» неожиданно проявила неординарность поразительно быстрым скачком от вождества к феодализму… Правда, для этого ей пришлось фактически слиться с разгромленным ею Аварским каганатом [19].
• ● •
Во всех энциклопедиях и учебниках «держава Само» исчезает или распадается, причём совершенно бесследно, после смерти Само в 658 году. Исчезает мгновенно, не оставив никаких наследников, никаких бренных останков. Зато Аварский каганат, находившийся буквально на грани краха, неожиданно словно получает второе дыхание.
С начала VII века, когда в 601 году римский полководец Приск впервые наголову разбил авар на их территории, прежде непобедимые авары стали терпеть неудачу за неудачей вплоть до окончательной катастрофы под стенами Константинополя в 626 году и последующей череды поражений от «державы Само». На момент восстания винидов, и тем более после него, каганат пребывал в глубочайшем упадке. Численность собственно авар в нём катастрофически уменьшилась, причём не только вследствие военных неудач, но и неспособности противостоять европейским эпидемиям из-за отсутствия у них, азиатов, специфического иммунитета [20]. Катастрофическое численное сокращение не мешало аварской знати жить в роскоши и сибаритстве за счёт огромных византийских откупных [21]. На эти откупные мастеровые-рабы римского лимеса обеспечивали её хозяйственные нужды и прихоти. Рабы-булгары пасли её стада. Винидские рабы-землепашцы поставляли продукты сельского хозяйства. Возможно, виниды играли всё бóльшую роль даже в аварском войске. Вновь слово Фредегару: «Виниды уже издавна были “бефульками”… “Бефульками” потому называли их гунны [мы уже привыкли, что гуннами Фредегар называет авар – В.Е.] , что они шли впереди гуннов, образуя в сражении двойную боевую линию» [22].
Итак, «держава Само» вдруг по непонятным причинам бесследно исчезает в самом расцвете, а каганат, находившийся к тому времени при последнем издыхании, столь же неожиданно возрождается и к началу VIII века достигает апогея своего могущества [23]. Два этих странных, удивительно совпадающих во времени факта так и не нашли объяснения у историков. А ведь оно лежит на поверхности. Более того, об этом почти прямым текстом говорит нам Фредегар. Хронист недвусмысленно постулирует:
· наличие многочисленного метисного потомства от авар и винидских женщин;
· восстание этих аваро-винидских метисов против власти своих отцов-авар;
· постоянные победы восставших над бывшими хозяевами.
Осталось сделать один последний шажочек, так и
не сделанный Фредегаром, — заключить, что восстание винидов
одержало-таки окончательную победу и аварские бастарды сумели захватить
верховную власть в каганате. Но ладно Фредегар, которого занимала
история франков, а не судьба авар. Самое удивительное, что этот последний
шажочек не сделал Жих, хотя, казалось, естественный ход исследования должен был
подвигнуть его автора к этому, притом минимум дважды! Первый раз — в естественное
развитие приведённой им цитаты из С. Назина: «…поражение,
которое славяне [всё
те же традиционные для наших историков славяне вместо склавов и винидов – В.Е.] нанесли аварам,
было столь сокрушительным, что Аварский каганат де‑факто прекратил своё
существование до 660‑х гг., когда в
Среднее Подунавье пришли с востока очередные группы кочевников, вдохнувшие в
него новую жизнь». Это указание Назина верно в главном: «держава Само» сокрушила Аварский каганат, и тот прекратил своё
существование; но был возрождён не мифическими невесть откуда взявшимися
«очередными группами кочевников с востока», а местными потомками его реальных
победителей — новыми аварами. Как бы то ни было, приведя эту цитату в
своей книге, Жих почему-то полностью проигнорировал сказанное в ней. Но у него
ещё был шанс. Второй раз решительное признание захвата восставшими власти в
каганате буквально напрашивалось после следующего точного наблюдения
самогó Жиха: «Долгий срок правления Само и успешные военные действия,
которые под его руководством славяне [конечно же и тут славяне вместо склавов и винидов
– В.Е.] вели
против своих могущественных соседей и врагов (аваров и франков), не только
обороняясь, но и перейдя к активной собственной военной экспансии (авары на
весь период существования политии Само вовсе исчезают из источников, что
говорит об их сокрушительном поражении в войне с ней…) [подчёркнуто мной – В.Е.]».
Ну же! Казалось бы, самое время сделать тот самый напрашивающийся последний
шажочек: признав «сокрушительное поражение» авар от воинства Само, признать и
естественное распространение власти последнего на весь Аварский каганат. И что
же? Увы, сделать этот напрашивающийся шажок Жих почему-то так и не решился.
После восстания винидов, спровоцировавшего возникновение «державы Само», и вследствие постоянных побед восставших над аварами, повлекших за собой ещё большее сокращение числа последних, естественным развитием событий стало быстрое слияние «державы Само» с Аварским каганатом. Гегемоном и новой элитой в этом «обновлённом» каганате должны были оказаться лидеры победившего восстания, те, кого я называю новыми аварами, — аваро-винидские бастарды [24]. Они заместили на верху социальной иерархии своих отцов — «чистопородных» авар. А на сáмой вершине, во главе этого образования следует предполагать сначала предводителя победившего восстания — Само, превратившегося из короля винидов в кагана новых авар, а затем клан «Самоновичей» с его сыновьями, дочерями, зятьями и всем их многочисленным потомством.
Вероятно окончательное утверждение новых авар во власти произошло после изгнания ими на отдалённые окраины каганата и за его пределы прочих соперников, в первую очередь булгар, которые тоже претендовали на ведущие роли в разваливающемся государстве. Схватка между претендентами в центральной части Аварии произошла уже в 631 году, когда, как сообщает всё тот же Фредегар, «…разгорелась бурная распря в Паннонском царстве авар или гуннов. Предметом спора стало наследование престола: должен ли он быть аварским или булгарским. Армии обеих сторон сошлись вместе, и произошла битва. В конце концов, авары победили булгар, которых было 9 тысяч, и те были изгнаны из Паннонии вместе со своими женами и детьми». Здесь важно отметить, что речь идёт не просто о какой-то очередной стычке кочевников, а «битве за наследование престола», причём о наследовании не на персональном, а на этническом уровне. Это позволяет видеть в аварах данной ремарки Фредегара уже не старых, а новых авар, вступивших в борьбу с конкурентами за наследство своих отцов и трон каганата.
В таком и только таком контексте логичным выглядит изгнание победителями булгар из Паннонии «вместе со своими жёнами и детьми», что вряд ли сделали бы настоящие старые авары. Те, наоборот, переселяли покорённых и усмирённых рабов-булгар с нижнего Дуная в Потисье и Паннонию, чтобы те обживались на этих землях и пасли там хозяйские стада. Новым же аварам пастухи вообще не были нужны. Будучи аварскими бастардами, они могли считать (и наверняка с гордостью считали!) себя аварами, но при этом оставались детьми винидок, при которых вырастали в центрах-лагерях, обеспечивавших авар продуктами сельского хозяйства. Поэтому ментально новые авары были уже не кочевниками, а земледельцами. Если экспансионистские устремления старых авар в Европе были направлены на степные просторы Северного Причерноморья, Потисья и Паннонии, то у новых авар после прихода их к власти в умиравшем каганате приоритеты оказались кардинально иными. Их привлекали не только и не столько пастбища Среднедунайской равнины, сколько любые плодородные земли вплоть до Балтийского моря на севере и Адриатического на юге.
У новых авар, родившихся и выросших в винидских центрах-лагерях, родным языком мог быть только винидский. После захвата ими власти в каганате этот язык естественным образом должен был стать де‑факто государственным языком Аварии и повлечь быструю её славянизацию. Здесь снова следует вспомнить то, что мы с самого начала держим в уме: славянство есть понятие не столько этническое, сколько языковое. И вновь подчеркнуть, что под славянизацией следует понимать не наводнение Европы бесчисленными толпами невесть откуда взявшихся славян, а лишь переход разноязыкого населения Аварского каганата на единый для всей страны язык её элиты, а именно праславянский. Кстати, хотя у историков нет достоверных данных о размерах каганата в эпоху максимальной экспансии, его территорию в первом приближении можно сопоставить с ареалом распространения славянских языков после предполагаемой традиционной историей «славянской экспансии». Другим возможным ориентиром пределов Аварского каганата могут служить места кочёвок булгарских орд Батбаяна, Котрага, Аспаруха и Кубера, если справедливо моё предположение [25], что лояльные новым аварам булгары были оттеснены на периферию каганата для охраны его рубежей («булгарское казачество»?), в первую очередь границ с наиболее опасными соседями: Хазарией (Батбаян и Котраг в Подонье) и Византией (Аспарух и Кубер на Балканах).
Таким образом, «держава Само» действительно исчезла и исчезла в исторических масштабах почти мгновенно. Но, вопреки учебникам истории и энциклопедиям, вовсе не «распалась», якобы не оставив ни следов, ни наследников. Наоборот, слившись с Аварским каганатом, она преобразилась в огромное могучее государство во главе с Само, а затем его потомками, вероятно целой династией «Самоновичей», и винидским языком в качестве фактически государственного. При многочисленном клане «Самоновичей» это государство быстро продвинулось ко второй фазе трансформации: от типичного вождества к классическому феодализму. К сожалению, эта фаза и её результаты не нашли отражения у Фредегара, поскольку были слишком далеки от него и агенсов его хроники. Этой трансформации не заметили даже византийские хронисты. Впрочем, Византии, погрязшей в непрерывных и неудачных войнах то с персами, то с арабами, то с западной половиной бывшей Римской империи в то время было не до истории. Даже собственно византийская история того времени документирована скудно. А история Аварского каганата, к сожалению, вообще никак. Сами же авары, что старые, что новые, не то что своими историками, но даже своей письменностью так и не обзавелись. Поэтому дальнейшую историю слившейся с Аварским каганатом «державы Само» можно восстанавливать лишь гипотетически.
• ● •
В мире гипотез, в который мы вынужденно погружаемся, у истории «державы Само» просматриваются чрезвычайно интересные и, возможно, неслучайные аналогии с историей Древней Руси. Там и там образование «национального» государства связано с неким восстанием местного населения против чужеземных поработителей и угнетателей. Там и там во главе образовавшегося государства оказывается избранный восставшими своим властителем чужеземец. Там и там после установления новой власти начинается период процветания нового государства и успешных военных кампаний против соседей. На этом аналогии вроде бы заканчиваются, но не потому ли, что на этом обрывается известная нам история «державы Само»? Между тем, если эта история всё-таки имела продолжение после постулированного выше слияния «державы» с Аварским каганатом, то в мире гипотез не лишена разумности попытка продолжить так удачно начавшуюся аналогию истории «державы Само» с древней Русью.
В традиционной истории Руси после образования начального государства под властью приглашённого чужеземца Рюрика последний раздал наиболее значимые волости своим братьям, а верховную власть оставил за собой и завещал сыну Игорю. Но реально преемником этой власти оказался некий родственник Олег, возможно зять Рюрика. Ничто не мешает предположить, что аналогичным образом стал бы действовать Само, став верховным правителем «державы своего имени», а затем и всего Аварского каганата. Каганат был бы поделён на волости, а во главе их поставлены, за отсутствием у Само братьев, его сыновья и зятья.
В случае Руси вновь образовавшееся государство немедленно начало экспансию на восток и юг, в Поволжье и Поднепровье. В конечном счёте Киевская Русь стала обширным государством, и в нём утвердился единый государственный древнерусский язык — язык элиты политического центра страны в Среднем Поднепровье. Затем единое могучее государство очень быстро, буквально за пару-тройку поколений, перешло в стадию феодальной раздробленности. Но правящая династия — в традиционной истории династия Рюриковичей — в целом сохранила контроль над всем этнокультурным пространством бывшей монолитной Киевской Руси, что позволило, в частности, сохранить в нём единый государственный язык.
Нечто похожее можно предполагать в отношении «державы Само». И не без оснований.
В мировой истории VII…VIII векá — период активного расселения славян по Европе. Имеется неоспоримый факт: славяне практически мгновенно колонизовали пол-Европы, — но нет объяснения их невероятной плодовитости, необходимой для столь быстрого заселения громадных территорий. Однако эта плодовитость необходима лишь в случае именно заселения, то есть физического распространения больших человеческих масс. И она совершенно не нужна, если речь идёт о распространении не масс славян, а лишь славянского языка. (То есть по сути всё о том же признании славянства как феномена лингвистического, а не этнического.)
Возвращаясь к нашему сопоставлению историй Древней Руси и «державы Само» естественно предположить, что после захвата власти в каганате новыми аварами именно из их числа назначались «кланом Самоновичей» новые правители волостей «каганата Само», и эта новая высшая знать должна была разнести свой родной винидский язык по всем волостям и навязать его в качестве государственного подчинённому населению. В дальнейшем «каганат Само» тоже должен был очень быстро раздробиться, с учётом многочисленности «клана Самоновичей», на множество феодальных владений, в целом однако сохранявших понимание своего исторического единства и нагляднее всего олицетворявший это единство общий для них винидский (праславянский) язык.
В историях Древней Руси и гипотетического «каганата Само» можно найти схожести даже из числа нетривиальных. Например, согласно ПВЛ, на заре своей государственности, в 968 году, обосновавшейся в Среднем Поднепровье руси пришлось в непростом противостоянии изгнать из своего нового политического центра [26] кочевников-печенегов. Новые авары утвердились в Потисье как политическом центре Аварского каганата и начали превращение последнего в «каганат Само» тоже после разгрома в 631 году именно в этом центре и изгнания из страны кочевников-булгар.
Даже в отношении Киевской Руси мы не знаем подробностей процесса установления власти Киева «на местах», в том же Ростове или Муроме например. Владимир Креститель просто раздаёт дальние волости своим сыновьям так, как будто они уже «по щучьему веленью» давно являются частью Киевской Руси. Тем более углубляться в мир гипотез приходится в этом вопросе, когда речь идёт о «каганате Само». Процесс замены староаварской администрации новыми аварами в разных местах каганата мог проходить по-разному и кое-где, надо полагать, не без насилия. В этом плане интересно замечание Константина Багрянородного (в «Об управлении империей») о событиях VII века (то есть давно прошедшего для него времени правления его коллеги Ираклия): «…по повелению василевса Ираклия, эти хорваты [так называемые белые хорваты, которых Константин располагает “за Венгрией у границ Франции”, то есть на вероятной территории «державы Само» – В.Е.], пойдя войною против авар и прогнав их из Далмации, по воле басилевса Ираклия поселились в сей стране авар, в какой живут ныне». Однажды я уже не упустил случая поиздеваться над неискоренимым византийским снобизмом и «волей басилевса Ираклия»: «…для Константина с его имперской колокольни всё, что происходит в мире, может происходить только по велению басилевсов. Между тем, вспомним, именно при Ираклии авары осаждали Константинополь. В то время Византия ни в коей мере не контролировала Далмацию и всю нынешнюю Хорватию с Сербией, где полновластными хозяевами была как раз авары. Не случайно Константин проговаривается, что поселились переселенцы всё-таки “в стране авар”. И уж тем более Ираклий никоим образом не мог что-либо повелеть белым хорватам в их для него недостижимо далёкой то ли Богемии, то ли Силезии, то ли Саксонии» [27]. То есть, в пассаже Константина, скорее всего, завуалированно речь идёт о насильственной смене в тех краях власти старых авар на власть новых, выступавших уже под «племенным» именем хорватов. И, разумеется, при этом не было никакого массового переселения хорватов: ни белых, ни чёрных, ни цветных. Население Далмации, как и всех Балкан, осталось этнически прежним, что дружно подтверждают антропологи и генетики. Просто старых заместили новые властители, называвшиеся хорватами и говорившие по-славянски. И после этого по-славянски заговорила вся Далмация. А затем по той же причине и бóльшая часть Балкан.
Но почему новые авары в пассаже Константина называются не славянами а хорватами? Этого мы не знаем. Например, они могли так назваться потому же, почему Русь назвалась Русью — по клановому самоназванию своих предводителей. В числе наследников Само, «династии Самоновичей», могла оказаться некая персона по имени Хорват или какая-то генеалогическая ветвь с таким названием. (Названию хорватов мы ниже посвятим отдельный небольшой историко-лингвистический экскурс.) Именно этой ветви досталась при дележе волостей каганата Далмация. Либо хорваты (или их часть) были выжиты родственниками-конкурентами из «коренной» территории «державы Само» и вынуждены были мигрировать на ещё не освоенные новыми аварами окраинные земли каганата. С уверенностью можно сказать лишь одно: славянами они называться не могли, потому что в VII веке славян ещё не было. Мы уже выяснили, что реально существовавшие в то время придунайские склавины к славянству отношения не имели. А те, кого мы по праву считаем славянами, тогда ещё сами не знали, что они славяне.
П. Эмори, исследуя вопрос национальной идентичности италийских гóтов в III веке, отмечал «…аморфность этнической ситуации вдоль балканской границы Рима, где имя готов могло легко переходить от одной группы к другой, причем сами члены этих групп даже не подозревали, что римляне называют их готами» [28] [перевод мой – В.Е.]. Но в седьмом веке «аморфность этнической ситуации» на римском лимесе была ничуть не меньшей, чем в третьем, что позволяет применить высказывание Эмори о готах третьего столетия практически слово в слово к славянам седьмого. В VII веке славяне, то есть население «каганата Само», ещё не имели ничего общего кроме винидского языка. В числе прочего не было у них и общего самоназвания. Оно, как до того у гóтов, появилось много позже в связи с образованием национальных государств и возникновением собственной письменности. Так, этноним «словене» был, похоже, изобретён Кириллом и Мефодием вместе с письменным «словенским» языком и впоследствии заимствован у них другими писавшими на этом языке славянскими книжниками, в том числе автором ПВЛ. Собственно, Кириллу с Мефодием даже не было нужды что-либо изобретать. За отсутствием лучшего, да и вообще альтернатив, они просто заимствовали из греко-римских манускриптов термин «склавины», слегка облагозвучили для славянских ушей, а заодно, может быть нечаянно, наделили псевдославянской этимологией то ли через «слово», то ли через «славу».
• ● •
Здесь я позволю себе немного отклониться в сторону на обещанный экскурс к имени хорватов. Впрочем, не только и не столько хорватов. Проблема их названия зацепляет ряд смежных, более интересных для нас тем, имеющих касательство к аварам и винидам.
Жих в своей книге тоже касается истории этнонимов сербов и хорватов и приходит к заключению, что сербы и хорваты — это «две фратрии одного славянского этнополитического объединения, расположенного в Центральной Европе». У него в качестве такого этнополитического объединения выступает «держава Само». Соглашаясь с вероятным этническим и историческим родством сербов и хорватов [29], я всё же отказал бы этой «державе» в какой бы то ни было «этнополитичности» и сдвинул этнополитическую историю славянства с «державы Само» на «каганат Само». Но это так, к слову. Вернёмся к нашим хорватам.
Константин Багрянородный, вспоминая времена своего предшественника Ираклия (см. цитату выше), располагал белых хорватов практически точно на территории «державы Само». Так как славяноязычие этих хорватов не подвергается сомнению, их название должно быть либо славянским эквивалентом экзоэтнонима «виниды», либо именем отдельной ветви последних. Возможно также, имеет значение то, что Константин назвал хорватов именно белыми, то есть, по моему предположению о «белой кальке» gwin/uind ← balt, «винидскими» хорватами. Но, как ни интересна эта тема, хорватов и этимологию их имени мы оставим в стороне. Этой теме посвящено немало литературы [30], касался её в прошлом и я [31], но общепринятой однозначной этимологии по-прежнему нет. Поэтому здесь мы уделим толику внимания другому вопросу: как могли называть себя сами виниды?
Если мы исходим из посылки, что начало славянизации Европы положили авары переброской по своему циркумкарпатскому маршруту населения корчакского терминала в пражский терминал, то логичным было бы постулирование общего имени у населения обоих терминалов на том начальном этапе славянского этногенеза. И такое имя известно, это — дулебы [32]. Как и виниды, дулебы тоже оказываются достаточно тесно связанными с хорватами. Те и другие соседствуют бок о бок в трёх локациях:
· на Волыни и Прикарпатье (верховья Днестра);
· Чехии (верховья Эльбы) и Моравии (верховья Одера);
· Паннонии и Далмации (среднее течение Дравы и Савы).
Это соседство настолько тесно, что невольно закрадывается подозрение, что на самом деле мы имеем синонимы: два названия одного и того же народа, засвидетельствованного в трёх местах под обоими своими именами.
Дулебы пару раз упомянуты в ПВЛ, в том числе в широко известном эпизоде издевательства авар над дулебскими женщинами, и локализованы летописцем на Буге, то есть в пределах корчакского ареала пражской культуры. В то же время имеется и прямо противоположная точка зрения. А. Кибинь, например, утверждает: «для локализации легендарного события [того самого издевательства авар над дулебками – В.Е.] в среде западных и паннонских славян больше оснований, чем для его размещения на Волыни» [33]. Действительно, традиция связи дулебов с территорией Чехии сохранялась до середины X века и даже нашла отражение у аль‑Масуди (в «Золотых копях и россыпях самоцветов»): «…под названием дулаба фигурирует территория Пражского княжения…» [Цитата из книги Кибиня – В.Е.].
Между тем, противоположные, казалось бы, позиции легко совмещаются в гипотезе об аварском циркумкарпатском маршруте с его восточным корчакским и западным пражским терминалами. Если описанный в ПВЛ эпизод действительно имел место, то для нас вряд ли существенно, был ли этим местом ещё восточный или уже западный терминал циркумкарпатского маршрута: всё равно речь идёт о тех же самых аварах и тех же самых дулебах. Но здесь имеется одно существенное «но».
Дулебы в нашей истории считаются славянским племенем. Основанием этому служит утверждение всё той же ПВЛ: «дулебы, которые суть словены» [34]. Этнониму «дулебы» придумано несколько разных этимологий [35]. Проблема однако не в их числе, а в том, что все они… германские. В этом есть свой плюс. Иноязычное происхождение этнонима, встречающегося в разных удалённых друг от друга местах, определённо говорит об общности происхождения его носителей. То есть, германские этимологии имени дулебов подтверждают общность происхождения последних в обоих ареалах пражской культуры. И косвенно — существование аварского циркумкарпатского маршрута с терминалами в этих ареалах. Минус же в том, что самоназвание винидов Фредегара так и остаётся тайной. Это обидно само по себе, но вдвойне обиднее то, что мы так и не узнаем истинного названия языковой группы, к которой относится и язык, на котором написаны эти строки. Ведь и «славяне», и «виниды», и «дулебы» — всё это, увы, экзонимы.
Ну и, пользуясь случаем, что называется «до кучи», ещё пару замечаний об этимологии названия авар.
Этноним авар имеет хорошую монгольскую этимологию с общим значением «самый сильный», «победитель» [36]. Эта этимология, возможно, отражает характерные для них гонор и заносчивость, неоднократно отмеченные современниками. Вкупе с ней надёжно подтверждает изначально монгольское происхождение авар весьма показательный апеллятив для имени верховного аварского правителя Баяна: баян по-монгольски означает «богатый». Но при всём при этом остаётся необъяснённым принятое в славянской языковой среде название авар «обры».
В стане лингвистов давно известен тот факт, что в чешском языке слово obr, а в лужицких hob(e)r имеют нарицательное значение «богатырь», «исполин», весьма вероятно восходящее к этнониму авар. Узкая локализация апеллятива obr/hobr на западе славянского языкового ареала позволяет предположить здесь германское влияние. Действительно, близкое значение «сильный» имеет, например, готское abrs, а германский корень abr- с кратким «a» лингвистически закономерно должен переходить в славянский язык в форме *oбър-. Но если славянская форма «обр» имеет германское происхождение, то следует согласиться с Кибинем и отнести происхождение включённого в ПВЛ эпизода издевательств авар над дулебками к западному терминалу циркумкарпатского маршрута. Это логичнее и по другим соображениям: более раннему появлению там письменности и извращённости сибаритствующих авар, столь ярко проявлявшейся только на самом закате каганата.
Наш лингвистический экскурс завершим курьёзной ремаркой А. Авенариуса о происхождении славянского *объръ (в польском языке, по Авенариусу, olbrzym ← *obrz): «…при эфемерном присутствии авар на польской территории к северу от Карпат, апеллятив olbrzym ‘гигант’ сохранился в польском языке». Хотелось бы мне посмотреть, что сказал бы Авенариус об «эфемерном присутствии авар на польской территории к северу от Карпат», живи он на этой территории в 560‑х годах, когда авары там обустраивали свой циркумкарпатский маршрут и повально сгоняли аборигенов в производственные центры-концлагеря вдоль этого маршрута!
• ● •
Нам осталось нанести несколько последних (но, увы, далеко не завершающих) мазков на прорисовывающийся эскиз картины сходства «державы Само» с древней Русью. Или даже может быть скорее древней Руси с «каганатом Само» [37]?
Гипотетическое, на ходу придуманное мною словосочетание «каганат Само» неожиданно отзывается заставляющей призадуматься аналогией с таким же гипотетическим, но активно склоняемым в отечественной истории «Русским каганатом». Титул кагана, казалось бы совершенно неуместный у правителя славянского государства, до сих пор продолжает шокировать историков несколькими примерами применения его к правителям Киевской Руси, начиная со случайно обнаруженного граффити в киевском Софийском соборе и до одного из первых крупных литературных произведений Древней Руси — «Слова о Законе и Благодати» митрополита Илариона.
Хотя имена первого легендарного властелина руси Рюрика, его окружения и высших чиновников, в том числе документально закреплённые в ранних договорах руси с Византией, очевидно скандинавские, князья Киевской Руси с самого её основания в конце X века [38] носили славянские имена: Святослав, Ярополк, Владимир. Такими же славянскими были имена правителей самых ранних славянских государств, Великой Моравии и Чехии: Моймир, Ростислав, Святополк, Славомир. Но при всём их казалось бы очевидном славянстве эти имена двухкомпонентны, что не характерно для славян, но зато типично для германцев. Кроме того, похоже, все эти правители с самого начала носили титул князя — титул, имеющий безусловно германское происхождение.
Если титулование первых киевских князей каганами можно списать на счёт подражания властелинам Хазарии, а двухкомпонентность их имён объяснять скандинавским влиянием [39], то оба этих аргумента нерелевантны для великоморавских и чешских князей. Такое уникальное скрещение тюркско-кочевнических и германско-феодальных традиций, проявившееся в славянском мире с самого его рождения, логичнее всего объясняется наследием «каганата Само». Это утерянное историками средневековое государство было прямым преемником Аварского каганата и безусловно что-то позаимствовало от кочевников-авар. Им старались подражать, особенно во внешней атрибутике, даже устранившие их от власти амбициозные бастарды [40] (что и дало мне основание называть последних «новыми аварами»). Но объективно «каганат Само», в отличие от Аварского каганата, уже не был степной империей, а новые авары уже не были кочевниками. Каганат с калейдоскопической быстротой превращался в вождество и «сквозняком», без остановки, в типичное средневековое феодальное государство; а его знать — в землевладельцев-феодалов. Поэтому в своей политической организации новое государство должно было брать пример скорее не с Аварского каганата, а с соседнего Франкского королевства. Вследствие этого «Каганат Само» оказался этаким двуликим государством-Янусом, в облике которого переплетались тюркские и германские черты. Верховные правители, вероятно из династии «Самоновичей», могли сохранять титул кагана в качестве почётного и сакрального, подчёркивающего политическую преемственность от Аварского каганата, в том числе и в правах на огромные завоёванные аварами территории. Но прочая высшая знать, лишённая каганской сакральности и озабоченная лишь приобретением и расширением своих феодальных владений, уже предпочитала именовать себя соответствующими германскими титулами вплоть до кунинга [41]. И детей своих она предпочитала называть по германской двухкомпонентной парадигме, но, будучи славяноязычной, приспособила к этой парадигме славянские именные компоненты.
Таким образом, связь между «каганатом Само» и древней Русью может быть гораздо глубже, чем могло бы показаться на первый взгляд, и вряд ли ограничивается только титулами правителей. Проявлением этой связи может, в частности, оказаться та необъяснимая априорная политическая общность бескрайних просторов Русской равнины, которая так неожиданно и безосновательно проявилась в передаче киевским князем, Владимиром Крестителем, сыновьям в уделы далёких от Киева поволжских городов. Не отражала ли она давнюю историческую традицию, восходящую ко временам Великой Аварии?
Хотя с последней четверти VI века политическим центром Аварского каганата стало Потисье, авары никогда не уходили из степи и лесостепи Северного Причерноморья. Ни сам циркумкарпатский маршрут, проложенный дерзким рейдом 563…564 годов, ни его восточный корчакский терминал не переставали функционировать в составе каганата. Авары держались за Восточную Европу как форпост против преследователей-тюрок и надёжный тыл против византийцев и франков. И они как минимум дважды прибегали к этому спасительному тылу.
Первый раз — после страшного поражения 601 года, нанесённого им Византией в Потисье. Авары немедленно озаботились безопасностью своей тыловой базы в Северном Причерноморье и срочно провели её «зачистку от провизантийских элементов». Эта зачистка 602 года известна в имперской историографии как усмирение аварами антов. После этого усмирения аварское присутствие на их тыловой базе ещё усиливается. Как ни парадоксально, но наличие постоянной аварской администрации в Северном Причерноморье, в частности после усмирения антов, археологически подтверждается… так называемыми «древностями антов», которые на самом деле принадлежали не этим усмирённым бедолагам, а их аварским хозяевам и надсмотрщикам [42].
Второй раз причерноморская база послужила аварам временным убежищем после успеха восстания винидов. Похоже, там какое-то время отсиживались изгнанные восставшими из Потисья каган и его ставка. Эта «отсидка», ненадолго превратившая Поднепровье в политический центр умирающего каганата старых авар, тоже имеет своё археологическое подтверждение — знаменитый перещепинский клад [43].
Некая историческая память о былом политическом единстве громадных территорий, входивших в Аварский каганат, могла послужить мотивом и стимулом к новому объединению восточной части былого каганата в Киевскую Русь, как несколько ранее подвигла его западные части объединиться в Великоморавскую империю [44]. Но в таком случае истории «державы Само» и Киевской Руси — это не просто параллельные линии на карте истории, а скорее ветви, отпочковавшиеся от общего могучего ствола Аварского каганата: кто-то раньше, кто-то позже; кто-то более, кто-то менее успешно. То есть, Киевская Русь какими-то своими глубинными корнями может уходить в «каганат Само». Что, впрочем, справедливо и для других ранних славянских государств: Моравии, Чехии, Польши, Болгарии, Сербии, Хорватии, — тоже образовавшихся на просторах Аварского каганата, а точнее уже «каганата Само», и воспринявшие в качестве наследия его фактически государственный общеславянский язык.
В заключение хотелось бы отдать историческое должное Великой Аварии и ещё раз обратить внимание читателя на два представляющихся мне архиважными момента.
Вновь и вновь считаю необходимым предостеречь читателя от слепой веры нашей ПВЛ, которая осталась верна себе и в отношении авар, не только принизив их роль в истории вообще, но и особо постаравшись дезавуировать наличие какой-либо их исторической связи с Киевской Русью: «Были же эти обры велики телом и умом горды; и бог истребил их, умерли все, и не осталось ни одного обрина… их же нет ни племени, ни потомства». Лично для меня именно это тщание в отрицании потомства и наследия авар само по себе служит лучшим побудительным мотивом для поиска такого наследия. О таковом стоило бы задуматься, даже если бы не было выразительных свидетельств «Хроники Фредегара» и, главное, такого ещё более объективного свидетеля (и неумолимого прокурора для ПВЛ), как археология.
Весьма и весьма может статься, что аварам и их империи обязаны появлением на свет и нынешнее славянство как феномен вообще, и Киевская Русь как государство в частности. Пусть невольно, но именно авары поспособствовали распространению ранних славян и их языка по Европе и, в конечном счёте, славянизации всей огромной территории каганата. Однако наследие авар могло иметь и более частное, но и более важное для нас проявление в начальной истории Руси. Эта интереснейшая и девственно не тронутая историками тема ещё ждёт своих энтузиастов-исследователей.
Июль 2020
На главную ▬››