Владимир Егоров
Тупой меч Свентовита
Против г‑на S
Машут антинорманисты
деревяшкой Свентовита,
только смотрится всё чисто
«пляскою Святого Вита».
По
мотивам девиза г‑на S
«Живой журнал» как-то побаловал нас очередной норманистско-антинорманистской дискуссией, на сей раз между господами под никами Lokaloki и Swinow (далее в тексте — г‑н S). С первым из них, собратом-норманистом, я уже однажды солидаризировался против исторического шулерства Л. Грот [1]. Теперь к этому же меня буквально вынуждает г‑н S, плодовитый автор ЖЖ, тоже не чуждый дилетантски залихватского жульничества à la Грот в воинствующей пропаганде своего собственного антинорманизма. Здесь предметом препарирования стали основные тезисы его четырёхчастного опуса «Спор с господином lokaloki по норманнскому вопросу» [2], а целью — показать ещё раз, какие шулерские приёмы, сознательно или по недоумию, не стесняются пускать в ход наши суперпатриотичные антинорманисты-дилетанты. Препарируемые тезисы предлагают широкий спектр таких приёмов: от тенденциозных и некорректных интерпретаций верных и общепринятых положений до откровенных передёргиваний и лжи.
◄█►
• Тезис г‑на S: В самой Швеции отсутствуют упоминания руси.
В Швеции на самом деле отсутствуют упоминания руси и связанные с русью топонимы. Тут попутно можно ещё раз констатировать, что не имеют к начальной руси отношения ни навязший в зубах шведский Рослаген, ни немногим реже поминаемый фрисландский Рюстринген [3], ни относительно недавно включённый в антинорманистскую номенклатуру норвежский Русенборг [4]. Но ведь так и должно быть! Связанным с русью топонимам в Швеции просто неоткуда взяться, потому что сама русь имеет к Швеции лишь косвенно опосредованное отношение. Скорее всего ни один представитель начальной (то есть догосударственной, докиевской) руси никогда не ступал на землю Скандинавского полуострова. Русь зародилась на Русской равнине в результате смешения немногочисленных пришлых восточных скандинавов с финно-язычными аборигенами. На начальных этапах этногенеза, в VIII…IX веках, она функционировала главным образом на Волжском торговом пути, и лишь к рубежу IX…X веков начала освоение Поднепровья [5].
• Тезис г‑на S: Скандинавы называли Русь Гардариками [6].
Ну да, называли. Почему-то г‑н S считает это важным: «Это очень отлично от названия нашей страны, которое она получила от той самой пришедшей сюда руси… При этом скандинавское слово Гардарики — ни разу не упоминается ни в одном древнерусском документе». А почему, собственно, оно должно там упоминаться? Вот французы называют Германию Alemagne, а финны Швецию — Ruotsimaa. Но при этом ни в одном германском документе, писанном на немецком языке, Германия не зовётся Alemagne, а везде называется Deutschland. И шведы в документах на родном языке называют Швецию не Ruotsimaa, а Sverige. И в этом деле ни французы немцам, ни финны шведам не указ. Точно так же руси не указ всякие там заморские скандинавы. Она назвала своё государство своим именем, по своему самоназванию, что вполне естественно. Тем более что сам термин «Гардарики» появился минимум столетие спустя после обретения Русью своего имени.
• Тезис г‑на S: Большое число археологов и историков, исследующих Северную Русь – Псков, Новгород, Ладогу, Порхов, Русу, Изборск, Белоозеро и т.д. заявляют об очень близком родстве населения севера Руси и славянского побережья Балтийского моря.
Откровенная ложь г‑на S. Генетики не подтверждают «близкое родство населения севера Руси и славянского побережья Балтийского моря». Например, у населения севера Руси высок процент гаплогруппы N1c (по Y‑хромосоме), а на южном побережье Балтийского моря он ничтожно мал. А вот с гаплогруппой R1b всё обстоит ровно наоборот. Так что тезис г‑на S явно вводит нас в заблуждение.
Другое дело, что археологи фиксируют значительные миграции населения балтийского побережья, причём и северного и южного, в Приладожье и Приильменье, а также значительную общность культуры этих регионов, позволяющую даже говорить о некой общей «циркумбалтийской культуре». То есть переселение в эпоху «призвания варягов» неких балтийских славян на Новгородчину не только вполне возможно, но и весьма вероятно. Сей факт нам ещё пригодится в будущем, но остаётся совершенно непонятным, как можно его увязать с начальной русью.
• Тезис г‑на S: Есть многочисленные свидетельства, что русь поклонялась не скандинавскому Тору, или Одину, а богу Перуну.
Типичное небольшое шулерское передёргивание. На самом деле мы не знаем, каким богам поклонялась начальная русь. У нас на данный предмет есть всего пара заслуживающих доверия, но всё равно недостаточных свидетельств.
Одно из них нам оставил в первой четверти X века Ибн Фадлан. И это свидетельство очевидца очевидно свидетельствует о типичном культе предков. Бог-покровитель руси Ибн Фадлана — не громовержец-Зевс/Юпитер, с которым можно было бы сопоставить Перуна, а на первый взгляд скорее торговец-Гермес/Меркурий. Но, если приглядеться, то и не Гермес. Идолы, которым поклоняется русь — не грозные боги-демиурги, а скромные родовые божки, которых Ибн Фадлан называет «деревяшками», окружённые на капище многочисленным потомством: жёнами, детьми и внуками — «деревяшками» поменьше размером. Удачи в торговле следует просить в первую очередь у главы рода, «хозяина». Но если это не срабатывает, можно подключить в помощь многочисленное окружение хозяина в качестве заступников.
Чуть более позднее свидетельство Константина Багрянородного в целом тоже характеризует верования руси как типичные для профессиональных торговцев. Но у Константина в антураже появляется священный дуб (на острове св. Григория), что можно трактовать как признак культа Перуна. Но, к сожалению г‑на S, дуб в равной мере мог быть и деревом Тора, скандинавского аса, также покровителя грома и бури. Недаром Тору, как и Юпитеру с Перуном, посвящён четвертый день германской недели. Да и вообще дуб был священным деревом у многих европейских народов.
Пантеоны богов также требуют осторожного обращения.
С одной стороны, нельзя слепо доверять тексту «Повести временных лет» о кумирах, якобы поставленных «на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь». В реальности такое эклектическое сочетание разношёрстных богов на одном капище просто невозможно. Любая вера — дело весьма интимное. Никогда в истории человечества кумиры разным богам не водружались рядом на одном и том же капище. Священное место всегда посвящалось одному конкретному божеству. Древние греки и римляне каждому из своих многочисленных богов сооружали свои, только этому божеству посвящённые храмы [7]. Очень похоже, что автор «Повести», безусловно православный монах, не имея представления о верованиях руси времён Владимира, просто для усиления эмоционального воздействия на читателя свалил в кучу имена всех известных ему языческих божков.
С другой стороны, устоявшийся в наших умах пантеон древнескандинавских богов — тоже искусственный конструкт, оформленный лишь в XII…XIII веках в Исландии Сэмундом в Старшей и Стурлусоном в Младшей Эддах. Реальные верования восточных скандинавов в IX…X веках могли сильно отличаться от этого конструкта. К тому же в случае руси они должны были испытать влияние религиозных воззрений автохтонных народов Поволжья.
Таким образом, нет никаких заявленных в тезисе «многочисленных свидетельств» и, соответственно, никаких оснований для утверждения, что начальная русь поклонялась Перуну, а не тому же Тору или ещё бог знает кому.
Другое дело, что идол Перуна действительно мог стоять где-то в Новгороде или на Рюриковом городище, и этого идола действительно мог топить в Волхове Добрыня. Но это было «сильно потом», уже в государственную эпоху Древней Руси. И культ и имя Перуна вполне могли прийти в Новгород в X веке вместе с мигрантами с Южного побережья Балтийского моря, на чём настаивает г‑н S. С возможностью миграции населения с южнобалтийских берегов в Поволховье мы уже согласились. Только не надо приплетать к Новгороду, возникшему лишь около середины X века, начальную русь Волжского торгового пути VIII…IX веков.
• Тезис г‑на S: Скандинавские источники молчат о Рюрике и призвании варягов.
Суть претензии г‑на S: «Ни один скандинавский источник не упоминает призвания Рюрика и варягов-руси в Новгород. Не известно ни единого слова об этих событиях ни в скандинавских хрониках, ни в сагах… они ни полсловом не упоминают ничего относительно Рюрика, призвания варягов а равно — и древнейших политических событий внутри Руси, или её внешних контактов».
Всё это абсолютно верно. Но встречный вопрос г‑ну S: а много ли упоминаний в наших летописях или былинах событий X…XI веков, имевших место внутри Скандинавии? Знал ли житель Киева того времени что-либо о Бьёрне Железнобоком или Эрике Рыжем? Ни один древнерусский источник не упоминает ничего, связанного с конунгами или ярлами в Бирке или Хёдебю. В «Повести временных лет» по именам названы только единичные варяги, удостоившие своим посещением Киевскую Русь и оставившие там какие-то следы своей деятельности.
Чтобы скандинавские хроники и саги могли что-либо сообщить о Рюрике, необходимы два обязательных условия. Во-первых, Рюрик должен был существовать в реальности, чему достойных доверия подтверждений нет. Во-вторых, этот Рюрик или его потомки должны были после так называемого «призвания» вернуться на родину и рассказать героическую историю его похождений, чтобы о нём там, в Скандинавии сложили сначала драпу, а потом прядь саги. Не вернувшиеся из викинга и дальних походов скандинавы удостаивались максимум устанавливаемого на малой родине близкими родственниками памятного камня с краткой эпитафией типа «Имярек пропал на Восточном пути».
Лично я глубоко убеждён, что никакого Рюрика в природе не существовало, как не существовало в 862 году Новгорода, в который этот Рюрик то ли был «призван», то ли который сам «основал». Археология недвусмысленно кладёт начало так называемому Рюрикову городищу лишь в самом конце IX века, а Новгороду и того позже. Более того, даже если какой-то Рюрик где-то жил и куда-то был призван в начале второй половины IX века, всё равно к Киевской Руси сей сомнительный факт не имел никакого отношения, поскольку и города Киева в то время тоже не было [8].
• Тезис г‑на S: В России неизвестно топонимов со скандинавской этимологией.
В России действительно непросто найти топонимы со скандинавской этимологией. Да ведь и в Нормандии таковые тоже отсутствуют, хотя достоверно известно, что норманны захватили нынешнюю Нормандию в X веке и создали там своё государство. Есть лишь одно исключение: отвергнув язык и топонимию завоевателей-норманнов, Нормандия как страна в целом приняла на себя их имя. Что, кстати, точь-в-точь так же и примерно в то же самое время сделала и Русь. Вероятно этому феномену можно найти научное объяснение, но нам тут достаточно удостоверения самогó данного факта, ибо он полностью дезавуирует значимость для рассматриваемой дискуссии наличия или отсутствия на территории современной России топонимов со скандинавской этимологией.
Вообще прежние чужие и чуждые по языку топонимы либо адаптируются к родному языку пришлым населением, либо, чаще, просто отторгаются. Для наглядности полезно вспомнить названия днепровских порогов в опусе Константина Багрянородного «Об управлении империей». В середине X века эти пороги имели как минимум два комплекта названий, определённых Константином как «русские» и «славянские», из коих первые этимологизируются в основном из древнескандинавского языка, а вторые — из старославянского (см. в частности [9]). Показательно, что до наших дней не дошли не только «русские», но и «славянские» названия Константина, хотя, казалось бы, у последних шансов было куда больше.
• Тезис г‑на S: Как аргумент связи Скандинавии и Руси норманисты указывают на наличие в русском языке слов, заимствованных из скандинавского. Но в действительности таких слов очень мало.
Их в самом деле немного. Но вновь вернёмся к примеру Нормандии: там тоже в местном французском норманнского языкового наследия кот наплакал. Невысокий процент скандинавов в среде аборигенов и несхожесть древнескандинавского и старофранцузского способствовали быстрой адаптации пришельцев в местной среде, а не языковому диктату. Вновь всё так же, как и на Руси. А вот в английском языке, как справедливо подмечает г‑н S, процент скандинавских заимствований довольно высок, но тому есть объяснение: массовость миграции датчан в Англию и родственная близость древнескандинавского и древнеанглийского языков.
• Тезис г‑на S: Очень интересный тип документов, которые базируются на средневековых генеалогических записях северной Германии. Прямо заявляют о том, что Рюрик, отправившийся в Новгород был ободритским принцем.
Вообще-то в науке не принято некритично ссылаться на средневековые генеалогии, которые пеклись как блины по заказам многочисленных нуворишей и власть имущих претендентов на самые разные титулы и звания. Но уж коли препарировать, так препарировать.
Рюрик в качестве претендента на действующее лицо нашей так называемой «Начальной летописи» фигурирует в «Генеалогических таблицах» И. Хюбнера, впервые изданных в 1708 году. Но, по словам В. Меркулова [10], на которого ссылается наш г‑н S, «Несмотря на заявленную в названии цель — «пояснение политической истории», Хюбнер вряд ли сам исследовал генеалогии. Перед ним стояла задача просто собрать их в единый сборник. Поэтому он без комментария привёл две различные родословные Рюрика, по сути противоречащие друг другу. По одной (известной по летописям) версии Рюрик — основатель древнерусской княжеской династии, отец Игоря, по другой — представитель побочной ветви герульских, вандальских и вендских королей». Эти две противоречащие друг другу версии, из коих одна известна по летописям, невольно заставляют сделать очевидный вывод: Хюбнер для удовлетворения запросов всех заказчиков впихнул в свои генеалогии «невпихуемое» — давнюю придумку древнего летописца.
Ещё одно упоминание Рюрика имеется в разысканиях С. Бухгольца, увидевших свет ещё позже, в 1753 году. Да не просто упоминание, а целая генеалогическая веточка [11]:
К этой картинке даются комментарии:
{253} Князь вендов и ободритов, повешен датским королем в
808 году после взятия Рерика.
{256} Самое важное указание, которое проливает свет на
происхождение варяжских братьев-князей, призванных, согласно летописной
легенде, править на Руси. Это ещё одно подтверждение версии об ободритских
корнях Рюрика.
{257} Король вендов и ободритов, умер в 844 году. Впервые
Гостомысл упоминается во франкских хрониках под 838 годом. В источниках находим
многочисленные свидетельства о его борьбе с Людовиком Немецким. Упоминание
Гостомысла в вендо-ободритских генеалогиях очень важно для полного осмысления
Легенды о призвании варягов.
Скорее всего вся эта генеалогия — полная туфта, как и подавляющее большинство такого рода «изысканий». Но даже если всё в ней абсолютная правда, к нашей истории, истории Древнерусского государства, эта правда не имеет никакого отношения. У Бухгольца Годлиб был повешен в 808 году, значит, старший его сын Рюрик родился не позже 806 года, и в Новгород, доросший до ранга стольного града только во второй половине X века, он мог бы быть призван в возрасте… около 150 лет. Хорошо, что на картинке Бухгольца у Рюрика нет потомства. Наш летописный Игорь при всей растяжимости его летописной биографии сюда никак не ложится.
А вот появление в левой ветви имени «Гостомысл», также известного из татищевской Иоакимовской летописи, лишний раз косвенно подчёркивает культурные связи Новгородчины с Ободритщиной. И вовсе не исключено, что легенда о Рюрике, Синеусе, Труворе и Гостомысле пришла в Новгород вместе с переселенцами из вендо-ободритских краёв, благо, о возможности такого переселения у нас с г‑ном S полный консенсус, и мы сей факт специально запоминали. Но именно легенда когда-то, а не взаправдашний Рюрик в 862 году!
• Тезис г‑на S: Норманисты взяли древнее скандинавское слово rōthsmann (гребец, возможно, дружинник), решили, что краткой формой этого слова могло бы быть rōths (хотя именно в таком виде слово не известно, и это чистое воображение), и заявляют об этой краткой форме, как об источнике слова «русь». При этом они указывают на современное финское слово rōtsi (означающее шведов) заявляя, что это финское слово и было заимствовано славянами в виде «русь».
Хороший пример того, как много мелкого шельмовства можно намешать в интерпретацию верного по большому счёту тезиса. Известное древнескандинавское слово róþsmenn (у г‑на S rōthsmann) действительно означает «гребцы» [12]. Слово *róþʀ (у г‑на S rōths) действительно в «чистом виде» неизвестно и реконструировано лингвистами (поэтому его обычно дают с астериском). Но, во-первых, это не «краткая форма» слова róþsmenn, а его компонент как сложного слова, имеющий значение «гребля». Во-вторых, это отнюдь не «чистое воображение». Этот компонент как самостоятельное слово сохранился практически в том же виде и в том же значении гребли в современных скандинавских языках, в частности это исландское róðr и шведское rodd.
Самоназвание «русь» выкристаллизовалось на финском субстрате как местная озвучка древнескандинавского *róþʀ, — упрощённого аборигенами усечения чужеродных и труднопроизносимых древнескандинавских слов róþsmenn и róþskarlar, означавших «гребцы», до их первого общего компонента [13]. Причём разные финские народы произносили это усечение немного по-разному: у западных финнов suomi, в языке которых полностью отсутствуют шипящие звуки, он закономерно превратился в ruotsi, а у не знавших такого ограничения восточных финно-язычных народов, в том числе поволжских, — в «роч» (коми) или «руш» (марийский). Более подробно лингвистические основы этих превращений рассмотрены в [14].
У специалистов, понимающих в лингвистике (в отличие от доморощенных языковедов-любителей), нет сомнения, что древние финны заимствовали слово «русь» (в вариантах ruotsi/роч/руш) у древних скандинавов. В процессе формирования начальной руси на Волжском торговом пути из пришлых скандинавов и финских автохтонов последние с гордостью принимали на себя этот термин как индикатор своего высокого статуса в среде соплеменников. Со временем он утвердился в качестве престижного самоназвания всего социума.
Далее, г‑ну S непонятно «…зачем славяне заимствовали слово из финского, в то время, когда сами контактировали с русью». На самом деле неизвестно, откуда славяне заимствовали слово «русь». Да и о каких славянах идёт речь? Но в контакт с арабами, а затем и византийцами начальная русь вступила уже под своим собственным именем, которое арабы интерпретировали для себя как «рус» (в арабском языке нет аффрикат /ʦ/ и /ʧ/), а греки как библейский персонаж «Рос» (‛Ρως). Скорее всего, уже под своим именем русь контактировала и со славянами. В древнерусских летописях слово «Русь» могло отразить и непосредственно самоназвание руси, и византийскую традицию. Но для того и другого вовсе не требовалось ни скандинавское, ни финское посредничество.
Также г‑ну S непонятно «…каким образом “прошедшее через финский язык” слово попало к южным немцам, которые употребляют именно производные от слова “русь”, почему они не заимствовали это слово напрямую у скандинавов…». Да что тут непонятного? Никто не мог заимствовать слово «русь» у скандинавов просто потому, что скандинавы таким словом не пользовались! Этот термин, превратившийся в соционим, а затем этноним, родился вне Скандинавии на землях автохтонов-финнов, вероятно на Волжском торговом пути.
Именно такое понимание диалектики процесса рождения названия руси даёт решение и третей загадки г‑на S: «Также отмечается что данное слово [«русь» – В.Е.] есть во всех финно-угорских языках России и везде, кроме карельского оно означает “русские”, а в карельском — финны, лишь на периферии, в финском и эстонском, имея такие экзотические значения как “шведы”». Соционим «русь» изначально должен был родиться в месте первых контактов скандинавов с финнами, вероятно на Аландских островах и в Приладожье. Затем он постепенно распространился вдоль Волжского торгового пути, в целом с северо-запада на юго-восток, со временем превращаясь в этноним. Поэтому для западных финнов suomi и häme «русью» были пришедшие к ним с запада и организовавшие у них «торговую корпорацию» скандинавы [15], будущие шведы. Для карел и прочих народов Поволжья пришедшая с запада корпорация «русь» уже была преимущественно западно-финской. Поэтому у финнов suomi понятие руси закрепилось за шведами, а у финнов karjala — за финнами suomi. Что же касается остальных народов Поволжья, то после вхождения их в государство Древняя Русь в XI…XII веке им было централизованно навязаны те понятия руси и Руси, которое мы имеем в древнерусских летописях. Однако разнообразие произношения самогó слова у восточно-финских поволжских народов: «роч», «руш», «дзуч» — ясно говорит о том, что эти слова не были заимствованы у восточных славян и не являются вторичными по отношению к восточнославянскому «русь», а возникли самостоятельно, независимо от него и лишь потом, после возникновения Древней Руси, дружно поменяли значение.
Далее мне придётся чуть-чуть отвлечься от творчества г‑на S, чтобы прокомментировать процитированные им сентенции некого участника ЖЖ под ником Chuzoi (далее г‑н C), который представлен г‑ном S как «профессионально изучающий финно-угорские языки». Судя по этим цитатам, г‑н C уверен, что разбивает представление о «руси-гребцах тремя фактами как раз происходящими из законов языка». Что же это за «факты»?
«Факт» первый: «Отсутствует упомянутая связка между древними пермянами [вероятно здесь как раз имеются в виду поволжские финские народы – В.Е.] и (*rōtsi) через западных финнов. Во всех западных финских языках это слово отсутствует, а термин vene, сохранившийся и сегодня для обозначения руси настолько архаичен, что перекрывает возможность существования какого либо другого названия для руси в ту эпоху». На самом деле во всей сентенции нет ни одного факта! Слово *rōtsi наличествует как минимум в двух западно-финских языках: в финском — в форме ruotsi и в эстонском — rootsi, там и там означая шведов. Архаичность термина vene никем и ничем не доказана. Но даже если он так же стар, как и ruotsi, почему один должен обязательно перекрывать возможность существования другому? В финских языках синонимы так же допустимы, как и в любых других. Тем более что по-фински vene означает лодку, так что vene тоже связано с греблей и его можно рассматривать как некую условную финскую кальку древнескандинавского *róþʀ.
«Факт» второй: «В западно-финских языках именно в ту эпоху отмечается масштабное имплантирование в корневую лексику этих языков славянизмов, а вот обратного процесса — заимствования каких либо слов из финно-угорских в базовую лексику русского языка как не наблюдалось, так и не наблюдается». Вообще-то масштабное имплантирование славянизмов в корневую лексику западно-финских языков отмечается в другую эпоху, позже, уже в связи со становлением государства Руси. Но в любом случае мы-то говорим не о масштабной имплантации, а об одном конкретном термине, возникшем в ареале взаимодействия древнескандинавского и финских языков. Славяне же и славянизмы тут вообще никаким боком не приклеиваются, так что для нашей дискуссии здесь тоже нет никаких «фактов».
«Факт» третий: «…rootsi — название шведов в эстонском — сохраняет архаичную озвучку. И произносится именно через жесткое “О” — роотси, не допускающего перехода в “У” для слова Русь. Финская более мягкая форма с невнятным произнесением первого “O” несколько сходным с “У”, и зафиксированная в грамматике как ruotsi сложилась в гораздо более позднее время — не раньше 13 века». И снова «факт» ни о чём. Исходное древнескандинавское *róþʀ как раз имело долгое /o:/, отражаемое на письме акутом. В процессе эволюции древнескандинавского языка и краткое /o/ и долгое /o:/ заметно лабиализовались, и у большинства нынешних наследников слова *róþʀ корневая гласная превратилась в /u/: в немецком — Ruder, в шведском — rodd (произносится /rud/). А как произносили что-то там финны в VIII…IX веках, мы не знаем и никогда не узнаем. Да нам это и не нужно.
Нам достаточно констатировать тщетность и безнадёжность потуг даже «профессионально изучающий финно-угорские языки» антинорманистов вроде г‑на С, не говоря уже о любителях вроде г‑на S, дискредитировать уже общепринятую в среде специалистов-филологов «теорию ruotsi».
• Тезис г‑на S: Не меньшим полётом фантазии объясняется и идея норманистов о заимствовании слова варяг из скандинавского [16] в русский.
Слово «варяг» со стопроцентной гарантией (разумеется, гарантией профессиональных, а не доморощенных лингвистов) родилось в древнескандинавском языке и оттуда было заимствовано в русский. Варягам посвящена моя отдельная статья [17], повторяться не имеет смысла: грамотный да прочтёт.
• Тезис г‑на S: Южный берег Балтики кишит названиями с корнем «рус».
По утверждению г‑на S, южное побережье Балтийского моря буквально кишит (!) названиями с корнем «рус». Из этих якобы кишащих названий лично г‑ну S «больше всего нравятся Russow (Русов) и Russee (Русзе, буквально, “море руси”) — оба в северной Германии». Что ж, доверимся вкусу г‑на S и пристально глянем именно на них.
Город, а точнее крохотный городишко Руссов на карте нашёлся под названием Форверк-Руссов. По-немецки Vorwerk — это «хутор, мыза, усадьба, обособленное поселение, принадлежащее одному владельцу, помещичье хозяйство», что подтверждает первое впечатление: речь идёт о совсем маленьком населённом пунктике. Такие пунктики масштаба хутора не способны гордо нести свои названия сквозь века и тысячелетия. Вот казалось бы рядом с этим Форверк-Руссовом на карте красуется действительно настоящий древний и славный город — хорошо известный в истории Ререк. Но… Даже в подручной Википедии можно узнать, что этот якобы древний город «…развился из рыбацкой деревни Альт Гаарц, первое упоминание о которой относят к середине XIII века. В 1938 году деревня получила статус города и название древней столицы ободритов — Рерика. Тождественность места, на котором возник Альт Гарц и Рерика, была предположена исходя из сравнения с письменными свидетельствами результатов раскопок…». Да так любую рыбацкую деревушку на тунисских берегах её обитатели могут гордо называть Карфагеном! Кстати, у немецкого Руссова есть отечественная тёзка — Старая Русса, которая тоже не имеет никакого отношения к древней руси. Своё название город получил лишь в XII веке (с 1167 г.), а этимология названия у него считается балтской: по прежнему названию протекающей через него реки Порусьи, которая раньше звалась местными балтами Русой.
Ничуть не лучше ситуация и с «морем руси». Вот что пишет о Русзе г‑на S германоязычная Википедия (перевод мой): «Руссе (Russee) впервые был упомянуто в 1233 году под именем Рутсе (Rutse). Позднее Рутсе превратилось в Русце, то есть “Камышовое озеро” (от нижненемецкого Rusch — “камыш”), а затем в Руссе». И тут облом! Славная южно-балтийская русь, вместо того чтобы гордо выйти на просторы Русского моря, стыдливо спряталась в камышах малюсенького немецкого озерца.
Так что вовсе не кишат на южном побережье Балтийского моря названия с корнем «рус». А немногочисленные встречающиеся к нашей древней руси не имеют никакого касательства.
• Тезис г‑на S: Несмотря на скромные археологические результаты, норманисты видимо просто пишут свои помпезные работы, ссылаясь на отчеты археологов, но, при этом, не расписывая их подробно.
Надо признать, сим тезисом г‑н S меня сильно озадачил. Действительно, непонятно, как доказывать человеку, что дважды два — четыре, если он ничтоже сумняшеся заявляет: три? Археологических материалов по скандинавам на территории Древней Руси пруд пруди. Но из этого пруда г‑н S выловил только один, удобный ему: «Мне сложно судить по упомянутым работам — что за ними реально есть. И есть ли вообще что-то. Но я могу привести один конкретный пример “скандинавской археологии”, на основе реальной работы». Как из «кишения» названий с корнем «рус» на южном побережье Балтийского моря г‑н S выбрал только два, понравившихся ему, но неудачных по существу, так и тут он выбирает два пришедшихся по сердцу, но… вновь неудачных археологических отчёта.
Первый отчёт О. Давидана о раскопках Старой Ладоги… 1971 года [18]. Хорошо хоть не позапрошлого века! Между тем факт основания Ладоги скандинавами в VIII веке давно стал в археологии общим местом. Достаточно заглянуть в Википедию, где в статье «Старая Ладога» видим: «Раскопки показывают, что первое поселение в Ладоге было основано и первоначально заселено предположительно скандинавами» и «В первой половине 750-х годов в низовьях Волхова появились скандинавские поселения…». Так что тут просто нет предмета спора.
Та же ситуация у г‑на S с Гнёздовым: «Далее по Гнездову — также читал как-то подробный отчёт по раскопкам». Что за отчёт, где, кем и в каком веке он писан? Между тем на действующем сайте Гнёздова [19] можно получить самую актуальную информацию: «Среди курганов с остатками трупосожжений выделяются несколько погребений, при совершении которых обряду «умерщвления» были подвергнуты мечи или копья — эти предметы были сначала сломаны (мечи), а затем вонзены в погребальное кострище (мечи, копья). В нескольких случаях сожжение покойного происходило в ладье, установленной на площадке кургана. Причем большинство этих курганов отличается своими внушительными размерами, богатством и разнообразием погребального инвентаря и, видимо, содержит парные захоронения (мужчина-воин и женщина). В них были найдены бронзовые котлы и оковки от ритуальных питьевых рогов, что указывает на связь погребального обряда с неким храмовым ритуалом, характерным для языческой Скандинавии. Одним из самых замечательных является курган, в котором были найдены остатки парного сожжения в ладье, сопровождаемого сломанным мечом, железной скандинавской гривной, славянским височным кольцом (типичное украшение славянского костюма), арабскими монетами и византийскими сосудами: амфорой и кувшинчиком» [все подчёркивания мои – В.Е.]. Типично германский обряд «умерщвления» оружия, характерное для викингов сожжение в ладье, скандинавский храмовый ритуал и скандинавская гривна…
По-моему, г‑н S остаётся чуть ли не единственным чудаком, отрицающим очевидное: более чем ощутимое присутствие скандинавов в VII…IX веках в Поволховье и верхнем Поднепровье. Или не чудаком, а всё-таки жуликом? Ведь неслучайно единственная ссылка г‑н S в обоснование своего тезиса — это труд полувековой давности, ещё советских времён, когда в археологии существовало и неукоснительно выполнялось негласное указание замалчивать любые скандинавские находки на территории СССР.
• Тезис г‑на S: В западных средневековых источниках существует устойчивая традиция именования жителей Рюгена и соседних приморских областей, а также жителей нашей Киевской Руси одинаковыми словами – руги, русь, рутены.
Нет никакой устойчивой традиции. Даже связь ругов с островом Рюген не общепринята и дискуссионна (см. например статью «Rugii» в англоязычной Википедии). Русь и ругов средневековые авторы действительно изредка путали, но именно путали и именно изредка, а не отождествляли и не в качестве какой-то «устойчивой традиции». Собственно, известны только два таких примера, на них же ссылается и сам г‑н S.
Первый пример из «Хроники» Роджера из Ховедена: «…у этого вышеназванного Эдмунда был некий сын, которого звали Эдуард; он по смерти отца, страшась короля Канута бежал из этой земли в землю ругов, которую мы называем Руссией. Король этой земли, по имени Малесклод, когда услышал и понял, кто он, с честью принял его». Во-первых, цитируется хроника XII века, когда никаких ругов уже и в помине не было. Так что хронисты (а тем более столь удалённые от ругских мест, как англичанин Роджер Ховеденский!) имели о них весьма смутное представление. Как и о Руси. А во-вторых, чтобы поверить этой хронике и принять её свидетельство, кто-нибудь, если уж этого не сделал сам г‑н S, должен нам разъяснить, что же это за «король Руссии по имени Малесклод»? И, соответственно, что же это за «Руссия»?
Второй, более известный, пример миссии Адальберта «к королеве ругов» Елене, под которой обычно понимается княгиня Ольга. Наши летописи такой миссии не знают, да и вообще достоверность рассказа Адальберта и реальность этой миссии под большим вопросом [20].
В данном контексте полезнее уделить внимание обращению г‑на S к латинскому обозначению русских Rutheni: «Происходит это слово, вероятно, от имени древнего кельтского племени, которое, по созвучию в средневековье было перенесено на русь. Читаться оно должно, видимо как «Русения», хотя в настоящее время обычно читается через «т». Но, данная «t» вероятно обозначает свистящий, или шипящий звук. Сравните с названием римской провинции Roetia — читается «Реция», или с латинским словом Natio («нация») и т.д.». В этом обращении целых два характерных примера дилетантского жульничества.
Во-первых, г‑н S считает возможным ошибочный перенос средневековыми хронистами «имени древнего кельтского племени рутенов на русь», но абсолютно аналогичный перенос на русь имени древнего германского племени ругов им почему-то исключается.
Во-вторых, диграф «th» в латыни вообще и в термине Rutheni в частности произносился исключительно как /t/, то есть как плозив, и никогда как фрикативы /s/ или /θ/. Палатализация «t» (но не «th»!) в суффиксе «‑tio(n)» — явление другого порядка, оно порождает аффрикату, а не фрикатив и к Rutheni никакого отношения не имеет.
Итак, действительно имеется пара примеров того, что западноевропейские хроники путали русь и ругов. Так ведь названия на самом деле похожи! Людям, хронистам в том числе, свойственно ошибаться. Вон Иордан, нимало не смущаясь, спутал готов и гетов, целую книгу об этом написал, и ничего! Ну попутал малость, может быть и сознательно, чтобы удревнить и укрепить генеалогическое древо готских правителей. Никто ведь не пошёл у него на поводу: Иордан — Иорданом, готы — готами, а геты — гетами. И мухлёж доморощенных языковедов остаётся мухлежом, в какую обёртку его не заворачивай.
• Тезис г‑на S: Именно жителей южного берега Балтики называют русью или рутенами.
Ну, и кто же именно жителей южного берега Балтики называет русью или рутенами?
У г‑на S это, во-первых, арабский писатель XI века аль‑Бакри, у которого из Фраги (Праги?) в Кракв (Краков?) приходят славяне и русы. Чтобы это нейтральное свидетельство притянуть к балтийскому побережью, г‑н S голословно уверяет нас, что испанский араб имел в виду не известный польский город, а какие-то маленькие городки на балтийском побережье. Разумеется, из Испании видно лучше, особенно всякую мелочь. А г‑н S лучше всех знает, что имел в виду аль‑Бакри в своём далеке!
Во-вторых, Раффельштеттенский таможенный устав. Он уже однажды был предметом специального моего разбора [21], повторяться не буду. Да и резона нет: в этом уставе действительно мельком упоминаются руги и некая Rûzâramarcha, причём остаётся непонятным, имеется ли между ними какая-либо связь, даже если последняя имеет какое-то отношение к руси.
В-третьих, ещё один арабский испанец, Ибн Якуб: «И главнейшие из племен севера говорят по-славянски, потому что смешались с ними, как например племена ал-Тршкин, и Анклий, и Баджанакиа, и Русы, и Хазары». Опускаю «ал‑Тршкин», поскольку не знаю, кого тут имел в виду Якуб (турок, т.е. венгров?), но с остальными-то более-менее понятно: у него по-славянски говорят… англы, печенеги, русь и хазары! Этого вполне достаточно, чтобы выбросить Якуба в мусорную корзину. Но г‑н S не выбросил, а умудрился из этой белиберды сделать сногсшибательный вывод: «Говорили ли скандинавы в 11 веке по-славянски? Значит, речь идёт о славяноязычной руси, обитающей на южном берегу [Балтики]». Вот только почему Балтики, а не Чёрного моря, коли русь помянута рядом с печенегами, или даже Каспия, поскольку с другого бока соседствуют хазары?
В-четвёртых, Адам Бременский: «…третий остров именуют Семландом, он соседствует с областями руссов и поланов, а населяют его сембы, или пруссы люди весьма доброжелательные». Казалось бы всё прозрачно: остров Семланд (современный Калининградский полуостров) действительно исконно населяли пруссы, столь же исконно обитавшие между Русью и Польшей. Но для г‑на S «…область руссов в данном тексте может быть и Поморьем. Но в любом случае — это Южная Балтика». В огороде бузина, а дядька… всё равно на южной Балтике! Такими приёмами область руссов можно поместить куда угодно, вот только г‑ну S всегда угодно запихивать её на южнобалтийское побережье. Тот самый случай: если нельзя, но очень хочется…
Остаётся только развести руками. И читая дальнейшие открытия г‑на S о руси Южной Балтики, этот же самый жест можно повторять регулярно.
◄█►
Не обольщаюсь, что сумел убедить размахивающих «мечами Свентовита», что дважды два — всё-таки четыре. Но если кто действительно интересуется нашей древней историей, становлением начальной руси, тем я снова настойчиво рекомендую прочесть вполне доступную в Интернете книгу, внимание, самого главного в мире (!) специалиста по истории Древней Руси — руководителя Центра изучения Киевской Руси при Институте истории Украины Национальной академии Наук Украины — Алексея Толочко «Очерки начальной руси» [22]. Эта замечательная книга способна, на мой взгляд, перевернуть у не слишком зашоренного читателя представления о началах руси с головы на ноги.
Сентябрь 2019
На главную ▬››