Владимир Егоров

 

Не ропщите на ропсов, сканируйте скандинавов

 

Против Е. Холмогорова

 

Как-то так уж сложилось, что наша древняя история на рубежных этапах вершилась тройками братьев: начало положили Рус, Чех и Лех; затем пришла очередь Кия, Щека и Хорива; наконец, в легендарной предыстории Руси был объявлен призыв Рюрика, Синеуса и Трувора. Правда, трудно отделаться от впечатления очевидной избыточности тройственных персонажей, на самом деле в каждой троице было бы достаточно только одного: в нашей истории не нашлось места Чеху и Леху, Щеку и Хориву, Синеусу и Трувору.

Тем не менее, сакраментальность числа «три» и российская история, и российская ментальность пронесли сквозь века, но та долго отказывалась действовать в одной смежной сфере. До недавнего времени Россия знала только двух писателей, положивших свой талант на жертвенный алтарь отечественной историографии: Н. Карамзина и А.К. Толстого. Теперь с появлением труда Б. Акунина [1] наконец-то и в этой графе проставлена недостающая третья галочка и, казалось бы, образовался полный ажур. Да вот только не избыточна ли и эта тройка? Ведь даже названия трудов у всех трёх названных авторов практически одинаковы: «История государства Российского» у Карамзина, «История государства Российского (от Гостомысла до Тимашова)» у Толстого и «История Российского государства» у Акунина. Нужна ли нам ещё одна, третья история державы в изложении не учёного-историка, а писателя?

Честно признаюсь, у меня нет однозначного ответа на этот вопрос. Формально, несмотря на почти идентичные названия, книга Акунина явно улеглась в свою отдельную нишу где-то посерёдке между фундаментальным трудом Карамзина, одоление которого вряд ли под силу среднестатистическому россиянину, и легко застревающим даже в непрофессиональной памяти шуточным стихотворным парафразом Толстого. Но нет уверенности, что выбранная Акуниным ниша ― нечто промежуточное между слишком серьёзной и слишком несерьёзной историей ― завлечёт в неё того среднестатистического россиянина, который вряд ли до конца одолел даже толстовский эпикриз. Новая поверхностная интерпретация отечественного прошлого не подпадает ни под  каноны учебника истории, что ещё можно было бы простить писателю Чхартишвили, ни под жанр детектива, что совершенно непростительно писателю Акунину. Заглянув в книгу Чхартишвили-Акунина, истинный любитель истории не найдёт в ней ничего для себя нового и привлекательного, а случайный читатель ― ничего детективного и завлекательного. Следовательно, обоим она будет неинтересна. Потому неудивительно, что мне пока не встретились дифирамбы историческому труду Акунина, зато попалась его сокрушительная критика Е. Холмогоровым [2]. Критика, на мой взгляд, во многом вполне справедливая, но местами настолько некорректная и некомпетентная, что я при всей неоднозначности собственной оценки предмета этой критики просто не мог не заступиться за сей предмет.

Есть области незнания, где дилетанты в каких-то частных вопросах могут поспорить с профессионалами. Но есть и области знания, куда Незнайкам лучше не совать свой нос, где они не просто не понимают, а даже не способны понять того, что ничегошеньки не понимают. Где их не обременённому эрудицией уму решение сложнейших проблем кажется столь простым и очевидным, что игнорирование этого «простого и очевидного» решения учёными воспринимается как нечто выходящее за пределы рационального, то ли как тайный масонский заговор, то ли как отработка какого-то политического заказа. Мне кажется, что именно это произошло, когда дилетант от истории (на самом деле не совсем дилетант, а человек, чуть-чуть поучившийся и истории и теологии в высших учебных заведениях) и совершенный профан от лингвистики Холмогоров принялся выводить на чистую воду сначала другого дилетанта, Акунина, а потом заодно с ним профессионалов-историков и профессионалов-лингвистов с их «убогой» теорией происхождения этнонима руси.

Вполне ожидаемо остриё критики Холмогорова оказалось направленным против норманизма и норманистов всех мастей, в кои наш критик зачислил и Акунина: «…в задачу Чхартишвили входит внедрение в сознание своего читателя (а я еще раз повторюсь ― это читатель, ничего кроме Донцовой и книг про Фандорина не читавший) простой мантры: “русское государство в Новгороде создали скандинавы”…». Поскольку я обещал заступиться за Акунина, попутно отмечу факт некорректности в приведённой цитате. Нет у Акунина никаких мантр, есть всего лишь утверждение, что «…“варяжская инъекция” сыграла роль адреналина, побудившего восточно-славянские племена к созданию государства ― и это можно считать историческим фактом». Но это, как уже было сказано, к слову. В конце концов моя главная задача ― защитить не столько Акунина (думаю, он прекрасно обойдётся и без моей защиты), сколько современный российский норманизм, разухабисто шельмуемый кем ни попадя, такими же, как Холмогоров, дилетантами-недоучками.

Центральным пунктом критики норманизма у Холмогорова оказывается так называемая «теория ruotsi», действительно имеющая отношение к норманизму, хотя, если говорить о норманизме современном, то скорее косвенное. Тем не менее, именно на этой теории сосредотачивает огонь Холмогоров: «Той же цели служит и повторение Чхартишвили со ссылкой на мифическое “большинство историков” (с. 93) убогой версии о происхождении слово “русь” от скандинавского rops и финского ruotsi ― позора русской исторической науки, который состоит в том, что эту ахинею до сих пор приходится опровергать». Так Холмогоров бескомпромиссно выходит на борьбу с «позором русской исторической науки» и обрушивает на нас очередное дилетантское опровержение учёной «ахинеи» ― «теории ruotsi»: «Есть шведское слово rops ― “гребцы”. Авторы норманисты предполагают, что именно так называли себя скандинавы. Финны до сих пор называют шведов ruotsi. Авторы норманисты предполагают, что, услышав от финнов слово ruotsi, славяне так начали называть скандинавов, а затем начали называть так себя сами, видимо потому, что находились под властью шведов». Это ещё не весь перл Холмогорова, но прежде чем продолжить цитату, сразу хочу остановить внимание читателя на четырёх ложных утверждениях её автора в четырёх процитированных коротких предложениях. Не знаю, сознательно ли вводит читателя в заблуждение Холмогоров или действительно ни бельмеса не смыслит в предмете, который хочет преподать учёным, но факты остаются фактами.

·        Во-первых, во время возникновения Древней Руси, то есть в IX–X веках, ещё не было никаких шведов.

·        Во-вторых, нет такого шведского слова rops. Слово *róþs (но не rops!) было в древнескандинавском языке и значило не «гребцы», а «гребля», а также, возможно, «весло, кормило». Изначально оно произносилось /ro:θs/, а ко времени «призвания варягов», вероятно, стало произноситься /ruθr/ [3]. В современном шведском языке древнее róþs сохранилось как rodd (произносится /rud/) с тем же значением «гребля».

·        В-третьих, скандинавы не называли себя róþs, тому нет ни одного свидетельства. Более того, нормальные люди, хоть скандинавы, хоть финны, хоть славяне, не станут называть себя ни греблей, ни веслом.

·        В-четвёртых, в финском языке нет слова ruotsi, хотя имеется такой компонент сложных слов, действительно определяющий «шведскую принадлежность»: Ruotsimaa ― «Швеция», ruotsilainen ― «швед», ruotsilaiset ― «шведы». Но отдельно такое слово не существует, и поэтому ни славяне, никто другой никак не могли услышать от финнов «слово ruotsi».

Теперь, четырежды в четырёх предложениях поймав на неправедном слове нашего незадачливого критика, продолжим цитату. «Эта теория [«теория ruotsi» – В.Е.] абсолютно анекдотична. Ни один народ не станет называть себя прозвищем другого народа данного третьим народом, даже если ему так или иначе подчинены. Это все равно как если бы входящие в состав РФ башкиры начали называть себя “москалями”, а живущие во Франции бретонцы гордо заявят на весь мир: “мы ― лягушатники”. Мало того, что это логический и лингвистический абсурд, это еще и противоречит историческим источникам. Напомню, в 839 году Бертинские анналы рассказывают о “свеонах”, предположительно шведах, которые прибыли кружным путем из Константинополя и сообщили, что их народ ― именно народ (gens), а не профессиональную группу, зовут “рос”». Далее Холмогоров приводит выдержку из латинского оригинала анналов: «Theophilius Imperator CPlitanus misit cum eis quosdam, qui se, id est, gentem suam, Rhos vocari dicebant: quos rex illorum Chacanus vocabulo…» ― со своим комментарием: «Скорее всего они произнесли стандартную дипломатическую формулу, известную нам из наших летописей: “Мы от рода русского”».

Действительно, трудно не согласиться с тезисом, что «ни один народ не станет называть себя прозвищем другого народа, данного третьим народом, даже если ему так или иначе подчинены». Но этот справедливый вообще тезис в нашем случае не имеет отношения к делу: ни к Древней Руси, ни к Бертинским анналам. Самое раннее упоминание руси в качестве этнического самоназвания мы имеем только в X веке, то самое «Мы от рода русского» в договоре с греками 911 года, а с учётом факта редактирования текста договора автором «Повести временных лет», вообще может быть только в начале XII века. Тогда же, в XII веке, в наших летописях впервые появляется термин «Русская земля». У нас нет никаких свидетельств того, что начальная русь называла себя русью в IX веке. В том числе в Бертинских анналах, на которые ссылается Холмогоров. Вопреки его очередному вводящему читателя в заблуждение заявлению послы руси вовсе никому ничего не сообщали и не произносили никаких «дипломатических формул». То, что их народ называют «рос», анналист узнал не от послов, а из сопроводительного письма византийского императора Феофила. Это прямо указано в тексте анналов (Rhos vocari dicebant). Кроме того, следует обратить внимание на написание там этого Rhos. Если бы франки услышали название народа из уст послов, то название было бы передано как Rots или Ruts ― аналогично тому, как восприняли на слух от тех же свеев и передали это же название финны [4]. Спеллинг Rhos в анналах мог возникнуть только как точная транслитерация известного нам по византийским документам греческого ‛Ρως с традиционной для латыни передачей глухого придыхательного греческого ‛ρ через диграф rh. Другими словами, название руси было франками не услышано, а прочитано, и это было не самоназвание народа «русь», а название, под которым тот был известен в Византии. Происхождение же этого названия в среднегреческом языке из «князя Рос» Септуагинты давно известно. Даже в Киевскую Русь оно вероятно попало не в качестве «устного» самоназвания руси, а с письменными документами византийского происхождения и прижилось там как официальный книжный термин не ранее конца XI века. Не случайно только после этого в летописях появляется «Русская земля».

Закончим цитирование Холмогорова придуманным им монологом послов кагана руси императору франков, монологом совершенно нереальным, который начальная русь просто не могла бы произнести: «Мы ― послы народа, который греки называют “рос”, по имени принятого славинами названия “русь”, от слова “руотси”, как именуют нас не зная нашего (послов) родного языка финны, от нашего слова “ропс”, которое означает “гребцы”». Монолог послов у Холмогорова завершается вопросом к читателям «Вам смешно?», отнюдь не риторическим, так как на него немедленного следует его собственный категоричный ответ: «Мне уже нет».

А мне таки смешно. Уверен, посмеётся и читатель ― тот, который понимает. Благо, поводов в этом экспрессивном монологе предостаточно. Ведь после замечательного начала «который греки называют “рос”…» (именно, именно греки называют!) далее следует очередной плотный поток ляпов:

·        как уже было сказано выше, принципиально ошибочен тезис Холмогорова, что греки якобы восприняли своё «рос» от неких славинов;

·        более того, абсолютно голословно и безосновательно заявление, что к 839 году, когда «послы кагана народа Rhos» прибыли в Ингельгейм к Людовику Благочестивому, какие-то «славины» уже приняли название «русь»;

·        как уже отмечалось выше, у финнов не существует отдельного слова «руотси»;

·        словом ruotsilaiset (а не ruotsi!) современные финны именуют не «нас», то есть русь IX века в контексте монолога, а современных шведов;

·        древнескандинавское róþs /ro:θs/ кириллицей можно передать как «роТс», но уж никак не «роПс»;

·        слово róþs ни в коем случае не означает «гребцы» [5].

И, наконец, завершим цитирование Холмогорова ещё одной его выдумкой, на сей раз не монологом, а диалогом послов руси с франкским императором:

«Можно, конечно, предположить, что послы-свеоны явились к императору Людовику и просто сказали на своем языке [на каком таком языке, чтобы он был понятен франкам? – В.Е.]:

― Мы ― гребцы.

На что он резонно ответил бы [опять же на каком таком языке, чтобы его поняли послы? – В.Е.]:

― Ну раз гребцы, то гребите отсюда».

Из Бертинских анналов никак не следует, что послы руси удостоились аудиенции у императора. Но даже если бы такая аудиенция на самом деле состоялась, диалог никак не мог идти на древнескандинавском языке не известном Людовику и его подданным. Он мог бы вестись с помощью переводчиков на среднегреческом или латыни, в то время как обыграть фразу «Мы ― гребцы» можно только на древнескандинавском.

Проблема возникновения этноса «начальная русь» и государства «Древняя Русь» чрезвычайно сложна и, видимо, ещё далека от решения. И это решение никак не приблизят Незнайки с их «ропсами-гребцами», не способные не только найти истину, но даже понять суть проблемы. А суть эта в том, что мы до сих пор практически ничего не знаем, где, когда и как возник этнос начальной руси. И мы почти ничего не знаем о том, когда и как возникло государство Древняя Русь. Единственный отечественный источник, «Повесть временных лет», ― это чистая беллетристика, противоречивая сама по себе и противоречащая как иностранным источникам, так и объективным данным археологии. И это не удивительно, ибо написана она более века спустя после образования Киевской Руси, написана затворником-монахом как компиляция немногих доступных ему отрывочных сведений византийских хроник, сильно ограниченная его кругозором и щедро дополненная его собственными фантазиями.

Что же касается имени руси, то убедительная просьба ко всякого рода Незнайкам: не ропщите на вами же самими придуманных «ропсов», а если не хотите вслед за учёными грешить на греков, то хотя бы повнимательнее сканируйте скандинавов.

Май 2014

 

На главную  ▬››

 

 


[1] Б. Акунин. Истории Российского государства. 2014.

[2] Е. Холмогоров. Триумф полузнания. 2013.  ▬››
Е. Холмогоров. Нормандский гамбит Акунина-Чхартишвили.  ▬››.

[3] Примерное представление о произношении конечного звука /‑r/ можно поучить по окончанию в английском слове rudder ― «руль, кормило», особенно в американском диалекте. Кстати, rudder  производно от того же общегерманского корня róþ‑. (Вероятно лингвистически более точно было бы говорить о ретрофлексном аппроксиманте /ɻ/.)

[4] В этом плане интересны Ruzzi «Баварского географа» – политико-географического трактата IX века – и Ruzâramarcha («Русская марка»), существовавшая на рубеже IX–X веков на Верхнем Дунае по соседству с Баварской маркой. Нельзя не обратить внимание на баварское написание обоих связанных с названием руси слов через «z», что на древневерхненемецком могло произноситься /ts/, т.е. как русская буква «ц». Если это так, то мы имеем второе, кроме финского ruotsi-, подтверждение исходного произношения собственного названия начальной русью «руц(ь)» в передаче на кириллице.

[5] Понятно, что человеком, из всех иностранных языков едва-едва знакомым только с английским, слово *róþs воспринимается как множественное число от *róþ («ропсы»!), откуда вероятно и «гребцы» Холмогорова, хотя на самом деле в древнескандинавском языке *róþs – это форма единственного числа.