Владимир Егоров

 

Неаполитанские курьёзы

 

Площадь Medaglie d’ Oro в районе Arenella Неаполя

 

Chisto è Napule, paese ca nun more…

Chisto è Napule, paese ca nun more…

Утверждение, что Неаполь ― это страна, которая не умрёт, настойчиво вколачивается в мозги раз за разом взбирающимся в высокие тона припевом неаполитанской песни с тем же названием: «Неаполь, который не умирает» (Napule ca nun more). И совсем не обязательно быть жителем столицы Кампании ― области Италии, присоседившейся к Неаполитанскому заливу и величественному конусу Везувия, ― чтобы подвергнуться воздействию этого «психотропного оружия». Старые добрые неаполитанские песни до сих пор звучат по всему миру.

«…Неаполь ― страна, которая…» Неаполь ― страна? Что ж, пожалуй, Неаполь даже не страна, а целый мир ― мир замечательной песни. И если этот мир на самом деле бессмертен, то именно своими песнями. Ведь Неаполь и есть сама песня. Она в солнце, воздухе, везде вокруг тебя, куда бы ты ни пошёл ― именно так поётся в промежутках между назойливыми повторами припева о неумирающей стране.

Может быть на бессмертие города, уже подпирающего окраинами подножие Везувия, имеет иные виды затаившийся вулкан. Но даже вулканы не властны над песнями. Не знаю, вечен ли Неаполь, но неаполитанские песни вероятно будут жить, пока на Земле не смолкнет музыка.

В своё время под впечатлением неаполитанских песен я загорелся неординарным желанием вплотную познакомиться с языком, на котором они поются. Тогда он ещё считался диалектом, как и многие другие наречия по всей Италии, что позволяло итальянцам брезгливо реагировать на любой народный говор: этого, мол, культурному человеку не понять, это же на диалекте. Сейчас в соответствии с общеевропейскими нормами все бывшие «диалекты», действительно не всегда понимаемые жителями крупных городов, разом превратились в «региональные языки». И вот тут-то выяснилось, что таких языков в Италии около двух десятков. Один из них ― неаполитанский. Поскольку грань между языком и диалектом зачастую бывает тонюсенькой, судить о том, является ли он самостоятельным языком, предоставляю читателю на примере двух неаполитанских песен. Название первой, упомянутой в начале, ― «Неаполь, который не умирает» ― звучит на неаполитанском и итальянском почти одинаково, соответственно: Napule ca nun more и Napoli che non muore. Но возьмём ещё одну песню «Я хотел бы тебя поцеловать», оригинальное название которой «на диалекте» I te vurrìa vasà на литературном итальянском превращается в Vorrei baciarti. Похоже? По моему мнению, основанному, разумеется, не только на этих примерах, разница между неаполитанским и итальянским ничуть не меньше, чем между русским и украинским. Иногда совпадают целые фразы, а иногда даже не понять, о чём речь. И неаполитанцы ничуть не меньше украинцев уверены, что говорят на своем особенном языке.

Вот только неаполитанскому повезло меньше украинского. Хотя существует он неизмеримо дольше, признание получил намного позже. «Беда» региональных языков Италии в том, что говорящим на них регионам не довелось входить в СССР, где профессиональные лингвисты за государственный счёт кодифицировали множество языков Союза, даже вымерших и вымирающих. Так в числе прочих и украинский язык впервые получил завершённую грамматику и полные словари, изданные огромными тиражами. Язык учили в школах Советской Украины, на нём вещались радиопередачи, одна программа киевского телевидения велась исключительно на украинском. Наконец, киностудия имени Довженко все фильмы выпускала на двух языках. А кодификацией неаполитанского, даже формально получившего статус регионального, до сих пор занимаются лишь отдельные энтузиасты. Потому единой строгой нормы у него не существует по сей день.

Так вот, с немалыми трудностями (Интернета-то ещё не было!) худо-бедно самоучкой одолел я начала неаполитанского «диалекта» и… пожалел, что связался с этим неблагодарным делом. Слова большинства кое-как понятых мною на слух неаполитанских песен оказались, не побоюсь этого слова, убогими. Особенно на фоне родных советских песен. Не всех, конечно, но ничего близкого, например, к словам «Дроздов» («Вы слыхали, как поют дрозды…») Сергея Острового или «Мелодии» (Ты ― моя мелодия…») Николая Добронравова. Даже банальный текст «Подмосковных вечеров» ― сущий поэтический шедевр по сравнению с неаполитанскими серенадами. В итоге я с разочарованием вынужден был признать, что слова большинства неаполитанских песен, мягко говоря, не претендуют на высокую поэзию. К музыке ― никаких претензий, она действительно бессмертна и в полной мере может принять на свой счёт мудрое замечание капитана Титаренко в фильме Леонида Быкова «В бой идут одни старики»: войны преходящи, а музыка вечна. Видимо солнце Кампании действует как-то по-разному на музыкантов и поэтов.

Впрочем, вряд ли стоит преувеличивать вдохновляющее воздействие на композиторов именно жаркого неаполитанского солнца. Автор музыки многих песен ди Капуа, вопреки своей фамилии, которая дословно означает «из Капуи», то есть «капуанец», был стопроцентным неаполитанцем. В Неаполе он родился, в Неаполе умер, музыкальное образование тоже получил в его окрестностях, в консерватории св. Петра в Майелле. Однако мелодия бессмертной и сделавшей его всемирно известным песни «Солнце моё!» впервые прозвучала в голове маэстро вовсе не на родной земле, а во время гастролей. Где, когда и при каких обстоятельствах точно не известно: то ли в апреле, то ли в августе 1898 года; то ли в Одессе, то ли в Москве; то ли под холодным северным солнцем, то ли вообще под проливным дождём.

Кстати, общепринятый у нас перевод названия песни «О, моё солнце!» ошибочен. Начальное неаполитанское  'O ― не междометие, а одна из форм определённого артикля. Так что правильный перевод ― именно «Солнце моё!», просто и без всяких вздохов. Тем не менее, в предлагаемом здесь моём поэтическом переводе этой известной песни ди Капуа на слова Джованни Капурро не обошлось без междометия, но оно относится не к солнцу, а прекрасному неаполитанскому утру, дарящему природе свежесть после ночной грозы.

О, как прекрасно солнечное утро!

Лучится солнце в ласковой лазури.

Прозрачен воздух после стихшей бури.

О, как прекрасно солнечное утро!

Припев:    Но свет милей мне совсем иной,

Он греет сердце, он здесь со мной!

Ты ― солнце, ты ― моё солнце!

Ты здесь со мной! Ты здесь со мной!

Сверкает солнце и в твоём окошке.

Бельё стирая, ловко отжимаешь,

Не без кокетства тихо напеваешь.

Сверкает солнце и в твоём окошке.

                  Припев.

Когда наступит тёплый летний вечер,

Я попрощаюсь ненадолго с солнцем

И буду ждать я под твоим оконцем.

Когда наступит тёплый летний вечер.

                  Припев.

☼☼☼

Жили-были в своей бессмертной стране два служителя муз, Эдуардо ди Капуа и Винченцо Руссо. Один из них, наш знакомый «капуанец», служил Эвтерпе и сочинял музыку, другой ― музе Эрато и писал стихи. По удивительному совпадению, у Руссо, такого же коренного неаполитанца, как и ди Капуа, та же незадача с фамилией, ведь russo по-итальянски означает «русский». Плодами недолгого, но плодотворного сотрудничества «капуанца» и «русского» стали несколько неаполитанских песен, наиболее известны из которых «Мария Мари» (Maria Marì) и уже знакомая нам «Я хотел бы тебя поцеловать». В чуть более ранней из них, «Мария Мари», написанной в начале 1899 года, есть такой куплет:

Mmiez'a stu ciardeniello

Nce ride 'a malvarosa.

Nu lietto 'e fronn' 'e rosa

Aggio fatto pe' tte...

Viene ca 'a notte è ddoce,

'O cielo ch'è nu manto.

Tu duorme e io te canto

A nonna affianco a te.

Перевод этого куплета нарочно даю по возможности точно и потому без всяких претензий на поэзию, ритмику и рифмы:

Посреди этого садика красуется мальва. Я тебе приготовил постель из листьев розы. Приходи сюда, ведь ночь так нежна, покровом тебе будет небо. Ты уснёшь, и я спою тебе колыбельную у тебя под боком.

Оценку поэтических достоинств текста оставляю читателю.

А теперь куплет из второй песни «Я хотел бы тебя поцеловать», слова которой, напомню, написаны тем же Руссо в конце того же 1899 года:

Ah! Che bell'aria fresca.

Ch'addore 'e malvarosa.

E tu durmenno staje,

'Ncopp'a sti ffronne 'e rosa!

'O sole, a poco a poco,

Pe' stu ciardino sponta.

И вновь дословный перевод без всякой поэтики:

Ах, как свеж воздух! Как благоухает мальва. И ты спишь на листьях розы. Солнце мало-помалу восходит над этим садом.

В обоих текстах просто бросаются в глаза едва ли не дословные параллели:

посреди этого садика солнце восходит над этим садом

смеётся мальва благоухает мальва

ты уснёшь ты спишь

постель из листьев розы сон на листьях розы

То есть Руссо (на самом деле, как и, увы, многие другие неаполитанские поэты) не только опускался до ремесленничества, доходящего порой до пошлости, но и не брезговал откровенной поэтической халтурой, чего, впрочем, сами неаполитанцы почему-то не замечают. Или не хотят замечать?

Дополнительную пикантность истории придаёт то, что, как считается, более поздней песней «Я хотел бы я тебя поцеловать» поэт выразил свою несчастную любовь к некой Энрикетте Маркезе, в руке которой ему было отказано, ― богатый ювелир не посчитал бедняка Руссо подходящей парой своей дочери. Однако трудно поверить, чтобы истинный поэт искреннее чувство, свою любовь, пусть даже несчастную, стал выражать словами, ранее посвящёнными совершенно иному объекту его прежней (и совсем недавней!) страсти. Невольно закрадывается мысль, что предметом интереса двадцатитрёхлетнего Руссо, так и не сумевшего выбраться из нищеты, была вовсе не красота дочери, а денежки папаши. Только в таком «раскладе» объяснимо бессовестное повторение самого себя, для которого действительно не нужны ни глубины чувств, ни высоты вдохновения.

☼☼☼

В Неаполе необычайно популярны певческие фестивали и конкурсы. Возможно, именно эта популярность подала Лугги Вальдлайтнеру идею фильма «Операция “Святой Януарий”» (Operazione San Gennaro). В фильме банде гангстеров «ограбление века» удаётся только благодаря тому, что всё поголовно население Неаполя, забыв про работу и домашние дела, не отрывает глаз от телевизоров во время трансляции певческого фестиваля.

Среди такого рода конкурсов особняком стоит телевизионный конкурс «Неаполь против всех». Он проводился в 1964 году, а финал состоялся уже в 1965‑ом. На каждом его этапе четвёрка неаполитанских песен соревновалась с четвёркой из «остального мира», в который по условиям соревнования зачислялось всё за границами Кампании, то есть остальная Италия тоже числилась «заграницей». Ещё одна необычность заключалась в том, что, хотя формально конкурс не обходился без жюри, профессионально оценивавшего исполнителей, окончательное решение о песнях-победителях принимали телезрители. Надо ли удивляться, что во время конкурса неаполитанцы от мала до велика неотлучно торчали у своих телевизоров. И надо ли говорить, что в конкурсе победила неаполитанская песня, всё та же обожаемая телезрителями «Солнце моё!», доведённая до финала Марио Дель Монако, а в финале исполненная Клаудио Виллой. Но настоящей сенсацией стало второе место наших «Подмосковных вечеров» в исполнении Анатолия Соловьяненко, видимо не зря поставленных мною выше неаполитанских серенад. «Вечера» удачно вписались в конкурсный репертуар своей простой напевной мелодией и, невзирая на незамысловатые слова, которые к тому же итальянцы вряд ли понимали, сумели обойти «зарубежную» итальянскую «Я ещё мала, чтобы любить тебя» (Non ho letà per amarti), которая в то время безальтернативно собирала все первые призы. Правда, как представляется мне, благодаря не столько своим достоинствам, сколько обаянию исполнявшей её Джильолы Чинкуетти. Тем не менее, результаты конкурса оказались двойным ударом по самолюбию и самомнению неаполитанцев, который несколько смягчило то, что последующие места предсказанно заняли их родные «Вернись в Сорренто» (Torna a Surriento), «Неблагодарное сердце» (Core 'ngrato) и так далее.  

В те времена шансов попасть в Италию у меня не было, но всё же на одном конкурсе итальянских певцов я побывал. В Москве.

Конкурсов песен и певцов в Неаполе много. По всей Италии их, разумеется, ещё больше. Самые крупные, такие как фестиваль в Сан-Ремо, известны далеко за пределами страны. Множество мелких сводят с ума обитателей итальянской периферии, но их известность не перешагивает пределы области. Есть и золотая середина ― всеитальянские конкурсы без претензий на глобальность. Одним из них в конце прошлого века был ежегодный фестиваль-конкурс песен и их исполнителей «Кантаджиро» (Cantagiro). В нём певцы соревновались в двух-трех номинациях: «А» ― известные и «В» ― начинающие певцы, к которым в иные годы подключались в номинации «С» вокальные группы. Конкурс получил название по аналогии с велосипедными гонками «Джиро д'Италия» (Giro dItalia), поскольку тоже был многоэтапным, проводился с постоянными переездами, а конкурсантам приходилось каждую неделю выступать в другом городе. Однако между велосипедным и певческим марафонами было одно существенное различие. Организаторы «Кантаджиро» как предприятия коммерческого допускали возможность выезда за границы Италии и не упускали её, если пахло приличными деньгами. Так однажды один этап конкурса зарулил в Москву.

Сейчас по прошествии почти полувека уже не могу точно сказать, в каком это было году. Поиски в Интернете помогли мало, разные очевидцы, вероятно такие же старые склеротики, как и я, относили это событие то к 65‑му, то 67‑му, то 68‑му годам. Но, вероятно, всё решает регулярное упоминание ими Риты Павоне и песни «Он» (Lui), именно с ней Рита победила на «Кантаджиро» в 1965 году. Лично у меня Павоне в памяти не отложилась ― никогда не любил крикунов и кривляк. Смутно вспоминается выступавший вне конкурса Ренато Рашель с неизменной «До свидания, Рим» (Arrivederci Roma). Зато парадоксально запечатлелись в памяти детали, не имевшие прямого отношения к исполнению и исполнителям: ведущий конкурса и особенно переводчик.

Суетливый похожий на приказчика какой-нибудь скобяной лавки живчик-ведущий во всю старался поддержать на конкурсе темп «Джиро д'Италия». Подгоняемые им конкурсанты галопом выскакивали на сцену и, проорав свой номер, сломя голову мчались за кулисы, словно опасаясь пинка под зад. Не менее настойчиво тормошилось и нерасторопное жюри, составленное из не привыкших к спешке отечественных заслуженных деятелей культуры. Поэтому настойчивые погонялки: «Голосуйте, дамы и господа, голосуйте! Живо, живо!» (Votate, signore e signori, votate! Presto, presto!) приводили только к постоянной путанице с табличками, которыми жюри выносило оценки конкурсантам.

Контрастом суетливости ведущего и нервозности жюри выступала задумчиво отрешённая неспешность переводчика, почему-то не местного, а привезённого из Италии и удивительно похожего на конферансье из спектакля театра кукол имени Образцова «Необыкновенный концерт». Явно из так называемых «недобитых», потомок русских эмигрантов, сам уже весьма в возрасте, говорящий по-русски с заметным акцентом, да к тому же не слишком внятно. В конкурсе принимал участие Адриано Челентано, в то время уже второй призёр Сан-Ремо и победитель «Кантаджиро» 1962 года, но ещё не ангажированный кинематографом и потому совершенно не известный советским трудящимся. Если честно, я тоже не обратил внимания на Адриано и не запомнил его выступления, но в память врезался связанный с ним забавный эпизод.

Когда ведущий объявил песню Челентано «Я не заплáчу» (Non piangerò), переводчик, в очередной раз с трудом выплывший из отрешённой задумчивости, вдруг вопреки обыкновению чётко выдал с расстановкой, словно спутав конферансье с официантом, «Я за-пла-чý» и гордо удалился, не столько словами, сколько вальяжностью и аристократической неспешностью убеждая публику в своей полной платёжеспособности. Впрочем, публика, естественно, юмора с исчезновением отрицания и переносом ударением в названии песни не усекла и выслушала какого-то там Челентано в полной уверенности, что тот выпрыгнул на сцену с кем-то там расплачиваться. Поскольку выступления Адриано, как я уже честно признал, не помню, могу лишь догадываться, что расплатился он неплохим исполнением слабенькой песенки и наверняка не заплакал (хотя пролить потоки крокодиловых слёз по поводу и без, как теперь мы знаем, ему ― раз плюнуть!). Если в качестве исполнения, хотя его и не помню, у меня особых сомнений нет, то о качестве исполнявшейся и типичной для конкурса «Я не заплáчу» судите сами по её словам:

Non piangerò, tu lo sai,

Quando lontana da me te ne andrai.

Dentro di me morirò,

Sorridendo però,

Con un bacio un addio ti darò.

Non piangerò, tu lo sai,

Quando per sempre lontana sarai,

Ed allor penserò ai momenti d'amore

Un'estate vissuta con te.

Знай, я не заплáчу, когда, далёкая от меня, ты уйдёшь. Я умру внутри себя, но, однако, улыбаясь, попрощаюсь с тобой поцелуем. Знай, я не заплáчу, когда ты станешь навсегда далёкой, а я тогда подумаю о мгновениях любви летом, проведённым с тобой.

Вот и все слова, вот и вся любовь. Типичный для итальянской эстрады «глубоко бессмысленный» текст. Достойное продолжение традиций халтуры в итальянской и неаполитанской песенной поэзии.

А 1965 год, похоже, может остаться в истории годом взаимного знакомства с современными песнями «в живую»: Италии ― с советскими, а СССР ― с итальянскими.

☼☼☼

Помянутый выше певческий конкурс «Неаполь против всех» как нельзя лучше характеризует отношение неаполитанцев к Италии. Нет, они тоже итальянцы и даже при случае с энтузиазмом подпевают словам песни Тото Кутуньо «sono un italiano, litaliano vero!» («Я — итальянец, истинный итальянец!»). Они истинные итальянцы, когда идут на общенациональные выборы президента страны или депутатов парламента. Они истинные итальянцы, когда получают распределяемые по бедным регионам государственные субсидии и прочие вспомоществования. Они истинные итальянцы, когда на поля или спортивные площадки выходят сборные команды Италии. Но в остальное время они неаполитанцы, и вся остальная Италия для них — заграница, говорящая, в общем-то, на иностранном языке. Иностранном, но в то же время и не совсем чужом. Поэтому нет ничего удивительного в том, что первым иностранным языком, на который была переведена неаполитанская песня, стал именно итальянский.

Волею судеб этой песней стала Santa Lucia. А волею авторов соответствующих статей Википедии оказалось изрядно запутанным происхождение её слов. Русскоязычная Википедия считает песню народной, а авторство итальянского текста приписывает некому Энрико Коссовичу. Однако итальянская версия Википедии утверждает, что слова песни, как неаполитанские, так и итальянские, написаны одним автором — Теодоро Котрау (или Котро с учётом его французского происхождения), тем самым отказывая песне в статусе народной. При такой путанице разумным представляется поискать истину в последней инстанции в аналогичной статье Википедии на неаполитанском языке, да вот беда — на запрос «Santa Lucia» Википедия подсовывает тексты на любых языках, включая русский и итальянский, но только не на неаполитанском. Зайти «сбоку» тоже не удаётся: ни на русской, ни на итальянской страничках ссылок на неаполитанскую нет. По счастью, случайно таковая нашлась на англоязычной (!) странице. Извлечённая оттуда истина в последней инстанции оказалась такой: Santa Lucia — действительно песня «из сердца народа» ('na canzona napuletana dint' 'o core d' 'o populo), записанная и опубликованная Котрау как баркарола, а затем им же переведённая на итальянский. Ни слова о Коссовиче. Так что и мы будем считать «Санту Лючию» народной неаполитанской баркаролой, записанной и переведённой на итальянский язык итальянским французом Котрау/Котро.

В неаполитанском оригинале Santa Lucia — простенькая народная песенка с непритязательными и даже по‑народному грубоватыми словами, обыгрывающими одинаковые названия района Неаполя Санта Лючия, раскинувшегося вдоль одноимённой улицы по берегу Неаполитанского залива, и прогулочной лодки «Святая Лючия». Вот этот непритязательный оригинал с моим построчным переводом:

 

Comme se frícceca 'a luna chiena,

'o mare ride, ll'aria è serena!

È pronta e lesta 'a varca mia

Santa Lucia!

Как сияет полная луна,

смеётся море, спокоен воздух!

Быстра и проворна моя лодка

«Санта Лючия»!

Stu viento frisco fa risciatare.

Chi vo' spassarse jenno pe mmare?

Vuje che facite 'mmiezo a lla via

Santa Lucia?!

Свежий ветер заставляет дышать полной грудью.

Кто хочет прогуляться поездкой по морю?

Что же вы делаете посреди улицы

Санта Лючия?!

'A tènna è posta pe ffa' 'na cena;

e quanno stace 'a panza chiena,

non c'è lla 'mínema melanconia!

Santa Lucia!

Тент натянут для ужина;

а кто же будет хандрить,

когда сыто урчит в животе!

Санта Лючия!

С высокой поэзией как-то не вяжется урчание в утробе, да и в целом складностью текст не отличается: чего только стоят «свежий ветер» при «спокойном воздухе» и прогулка «хождением по морю»! Впрочем, вряд ли безвестный автор слов притязал на высокую поэзию. Главной, если не единственной, его целью было зазвать на свою лодку побольше клиентов. А чтобы те не ошиблись в выборе, специально подчёркнул, обыграл и многократно повторил название своей лодчонки «Святая Лючия».

Что же касается итальянского текста, то вряд ли его можно назвать переводом. Во‑первых, он просто вдвое длиннее. Во‑вторых, там уже нет той характерной грубоватой безыскусности, которая отличает истинно народную песню. В‑третьих, в раздавшейся в объёме лирике появились искусственные поэтические красивости вроде серебристой звезды, нежного зефира, сладостного Неаполя, блаженного солнца и, наконец, империи гармонии. Зато за внешними красивостями смазался изначальный почти изящный обыгрыш одинаковости названия местности и лодки. В подтверждение такого мнения привожу мой построчный перевод итальянского «перевода»:

Над морем блестит серебристая звезда,

спокойна волна, крепок ветерок.

Поднимайтесь на мою быструю лодку

«Санта Лючия»!

Как прекрасно плыть на корабле

с этим таким нежным зефиром!

Ну, пассажиры, пора выходить:

Санта Лючия!

Кто не захочет

поужинать под тентом

таким тихим вечером?

Санта Лючия!

Такое спокойное море и нежный ветерок

заставляют моряка забыть все невзгоды

и радостно вскрикнуть:

«Санта Лючия»!

О, сладостный Неаполь под блаженным солнцем,

где готово улыбаться любое творение!

Ты — империя гармонии,

Санта Лючия!

Вечер прекрасен. Что же вы медлите?

Вдохните свежий лёгкий ветерок

да поднимайтесь на мою быструю лодку

«Санта Лючия»!

К сожалению, большинство российских меломанов оригинального неаполитанского текста не слышали и не услышат. При всех недостатках итальянского «перевода» в эфире звучит только он, хотя редко кто из певцов отваживается исполнять все шесть куплетов. Два-три, и можно раскланиваться, тем более что каждая пара строчек традиционно поётся дважды (что, кстати, на мой взгляд, песне только вредит).

☼☼☼

Пожалуй, подтверждением моего может быть несколько неожиданного утверждения о невысоких художественных достоинствах текстов неаполитанских песен служит практически полное отсутствие их поэтических переводов на русский язык. Это на самом деле удивительно с учётом их популярности в России, как и во всём мире. Неаполитанские песни у нас часто исполняются и эстрадными, и оперными певцами, но всегда на языке оригинала, словно нарочно так, чтобы никто не понял слов. И в большинстве случаев действительно лучше не понимать, дабы не портить впечатление.

И всё же нет правил без исключений. Одно из немногих приятных исключений из этого правила ― «Скажите это» (Dicitencello vuje), написанная поэтом Энцо Фуско на музыку Родольфо Фальво в 1930 году. И, уверен, не случайно вопреки традиции почти сразу, в 1936 году, появился её поэтический перевод Михаила Улицкого на русский язык. Именно под названием перевода «Скажите, девушки» мы и знакомы с этой песней. Перевод безусловно удачный, достаточно близкий к оригиналу и текстуально, и по духу, но, к сожалению, неполный. Правда, и в оригинале очень часто исполняются только два из трёх куплетов песни ― как раз переведённые Улицким первый и третий. Один из вариантов этого общеизвестного перевода:

Скажите, девушки, подружке вашей,

Что я ночей не сплю, о ней мечтая,

Что всех красавиц она милей и краше.

Я сам хотел признаться ей, но слов я не нашёл.

Очей прекрасных огонь я обожаю,

И на земле иного я счастья не желаю.

Я нежной страстью, как цепью, к ней прикован,

И без неё в душе моей тревоги не унять.

Когда б я только смелости набрался,

Я б ей сказал: «Напрасно ты скрываешь,

Что нежной страстью сама ко мне пылаешь.

Расстанься с глупой маскою и сердце мне открой».

Очей прелестных огонь я обожаю,

И на земле иного я счастья не желаю.

К тебе, как цепью, я страстью той прикован,

Хочу тебе всю жизнь отдать, одной тобой дышать...

Хотя перевод во всех отношениях неплох, всё же оригинал, может быть и чуточку на наш вкус «корявый», мне представляется более экспрессивным и искренним. Поэтому я позволю себе привести его здесь со своим подстрочником в полной трёхкуплетной версии. Подстрочник по-прежнему не связан рифмами и ритмикой, но, надеюсь, лучше сохраняет незамысловатую искренность и выразительность оригинала.

Dicitencello a 'sta cumpagna vosta

Ch' aggio perduto 'o suonno e 'a fantasia,

Ch' 'a pienzo sempe, ch'è tutt' 'a vita mia.

I' nce 'o vvulesse dicere, ma nun ce 'o ssaccio dí.

Скажите это той вашей подруге, что я потерял сон и воображение, что всё время думаю о ней, что она ― вся моя жизнь. Я хотел бы сказать ей об этом, но не умею этого сказать.

'A voglio bene, 'a voglio bene assaje.

Dicitencello vuje ca nun mm' 'a scordo maje.

E' na passione, cchiù forte 'e na catena,

Ca mme turmenta ll'anema e nun mme fa campá.

Я люблю её, я очень её люблю. Скажите ей, что я никогда о ней не забываю. Это страсть, более крепкая, чем цепь, которая терзает мне душу и не позволяет мне жить.

Dicitencello ch'è na rosa 'e maggio,

Ch'è assaje cchiù bella 'e na jurnata 'e sole.

Da 'a vocca soja, cchiù fresca d' 'e vviole,

I' giá vulesse sèntere ch'è 'nnammurata 'e me.

Скажите, что она ― майская роза, что она намного прекраснее солнечного дня. Её голосом свежее фиалок я уже хотел бы услышать, что и она влюблена в меня.

Na lácrema lucente v'è caduta,

Dicíteme nu poco, a che penzate?

Cu st'uocchie doce, vuje sola mme guardate.

Levámmoce 'sta maschera, dicimmo 'a veritá.

Упала блестящая слеза, скажите же мне, о чём вы думаете? Этими нежными глазами только вы одна смотрите на меня. Давайте поднимем эту маску и выскажем правду.

Te voglio bene, te voglio bene assaje.

Si' ttu chesta catena ca nun se spezza maje.

Suonno gentile, suspiro mio carnale,

Te cerco comm'a ll'aria, te voglio pe' campá.

Я люблю тебя, я очень люблю тебя. Это ты та цепь, которая никогда не рвётся. Нежная мечта, сердечный мой вздох, тебя ищу я как воздух, хочу тебя, чтобы жить.

☼☼☼

И на десерт ещё одна миленькая, но, в отличие от «Скажите, девушки», малоизвестная песенка «Гитарочка-гитарка» (Chitarrella chitarrè), написанная Джузеппе Чоффи и его сыном Луиджи. В своё время её с удовольствием исполняли не только коренные неаполитанцы Серджо Бруни и Марио Треви, но и северяне, например, Лучано Тайоли. Недавно «Гитарочку-гитарку» из долгого забвения извлекла Мария Национале, но, тем не менее, её оригинальные слова непросто найти даже в Интернете, а перевод вообще вряд ли отыщется где-либо. С переводом есть объективная трудность ― в тексте затаилась непереводимая игра слов, звучащих одинаково «нфращката»: 'nfrascata ― «шалаш, укрытие из ветвей» (литературное итальянское infrascata) и Nfrascata ― район и улица старого Неаполя (сейчас этот район называется Arenella, то есть «небольшая арена»). Вторая трудность ― постоянные обращения автора к гитаре chitarrè, которые в перевод никак не лезли и которые я предпочёл просто опустить. В итоге вышло, что вышло.

Na biunnulella,

Na brunettella,

Nu balcunciello, rose e garuofane.

Ddoj figliulelle,

Ddoj pupatelle

Cu ddoj vucelle ― suspire 'e Napule…

Ago e cuttone…

Sole e canzone…

Jurnate sane for' 'o balcone…

Sti ffigliulelle,

sti ssartulelle

Ca d' 'a 'nfranscata so' 'e pupatelle!

Блондиночка, брюнеточка, балкончик, розы и гвоздики. Две сестрёнки, две девчушки и два голоска ― вздохи Неаполя. Иголка и ситчик, солнце и песня, прекрасный день за балконом… Эти девчушки, эти белошвейки, которые из укрытия из ветвей кажутся такими куколками!

Chitarrella, chitarrè, contale 'o fatto!

Comm'è gghiuto, chitarrè, che succedette?

Passaj' nu giuvinotto ammartenato,

E una 'e lloro avette na 'mmasciata...

Mo' 'a bruna canta e 'a biunna sta malata, chitarrè,

'Ncopp' a sta casarella d' 'A Nfrascata, chitarrè!..

Гитара-гитарочка, расскажи им это происшествие, как оно произошло, что случилось? Прошёл мимо ветреный молодой человек, и одна из них получила весточку… Теперь брюнетка поёт, а блондинка хворает наверху, в этом домике Нфращкаты…

Sta biunnulella,

Sta brunettella,

Stu balcunciello, ma quanta lacreme!..

Sti ffigliulelle,

Sti pupatelle

Sti nenne belle pecchè nun cantano?..

P' 'o stess' ammore

Dint' a ddoj core

Parole amare tra sora e sora...

Addio canzone!

Pe' sta passione

Mo' una è l'ago e n'ata è 'o cuttone!

Та же блондиночка, та же брюнеточка, тот же балкончик, но сколько слёз! Те же девчушки, те же куколки, но почему не звучат те же прекрасные колыбельные? Из-за одной и той же любви в обоих сердцах упрёки между сёстрами… Прощай, песня… Теперь из-за этой страсти одна из них ― иголка, и ситчик ― другая!

Chitarrella, chitarrè, stammece zitto

Ca stu punto, chitarrè! Cchiù triste è 'o fatto!

Stongh' i', stu giuvinotto ammartenato,

Pe' 'a colpa mia 'o purtone sta 'nserrato...

'A biunna è morta e 'a bruna m' ha lassato, chitarrè!..

E i' chiagno 'nmiezo a strada d' 'A Nfrascata, chitarrè!..

Гитара-гитарочка, давай постоим тихо здесь, на этом месте! Печален факт, что стою я, этот ветреный молодой человек, а входная дверь заперта по моей вине. Блондинка мертва, а брюнетка бросила меня, и я плачу посреди улицы Нфращкаты!

Такая вот печальная история. Хотя, надо признать, всё же не столь печальная, как рассказанная Жакобом в фильме Марка Захарова «Формула любви», в которой вообще в живых не осталось никого.

В заключение для оставшихся в живых после прочтения сего опуса любителей неаполитанской песни полезная подсказка. Любительские переводы текстов разных песен, в том числе и многих неаполитанских (но не Chitarrella chitarrè!) можно найти на портале lyrsense.com, конкретная ссылка на неаполитанские песни: ▬››. Несколько поэтических переводов песен, в том числе итальянских и неаполитанских, есть на моей литературной страничке: ▬››.

Апрель 2014

 

На главную  ▬››