Действие II

 

Сход второй

 

 «Внеочередной»

 


(Сход в Недоумке. На трибуне староста Хрящик.)

Староста:

В помощь Бог, честной народ!

Вновь собрал я общий сход,

потому как принимает

дело скверный оборот.

Мокротоплюев:

Фрол Фомич, к себе ты строг.

Дай тебе здоровья Бог!

Окромя тебя такое

разве кто-нибудь бы смог?

Демократ и депутат,

за народ всегда ты рад

жизнь отдать ему, народу,

не для денег и наград…

Кириллиха:

Хватит Фролку прославлять.

У него наград штук пять:

сам себе их присуждает,

чтоб побольше нацеплять!

Мокротоплюев:

Даже если для наград,

заслужил. Лауреат!

Я бы старосту такого

наградил бы во сто крат!

Марш, Кириллиха, за стол,

запиши там в протокол:

главным орденом народно

награждён на сходе Фрол!

Кириллиха:

Протокол уже готов:

«Награждён на сходе тов.

Хрящик Орденом Подтяжки

от обгаженных портов».

Поп (пытается петь):

Эх, взы-взы… взытал… летал

вал… навал… за валом вал.

Мор-р-ре гр-р-розное р-р-ревело,

а стальной ик… гант стонал…

Плевашка:

Глянь, опять Окунька пьян!

С утречка принял стакан.

Что за поп у нас в деревне?

Прям не поп, а хулиган!

Егор:

Что стакан ему с утра?

Принял литра полтора!

И пол-литра для Окуньки —

не похмелка, а мура.

Поп (поёт):

Край залёт… заветный мой,

что зову родной землёй.

Воротясь в твои просторы,

ворочаюсь я домой…

Егор:

Пой, Окунька, запевай,

заливай и наливай!

И за что на нашу шею

сел и этот разгильдяй?

Тут хоть по миру с детьми,

хоть в сыру-землю костьми,

да к тому же мироедов

и попов ещё корми!

Кириллиха:

Ты Окуньку не обидь!

Эка дело — прокормить,

лучше ты его попробуй

до отвала напоить!

Точно, что ему стакан?

Сам плюгав, как таракан,

а в один хлебок проглотит

целый море-океан!

Кожевник:

Этот за один присест

и всё выпьет, и всё съест!

Не пора ли нам от схода

сделать жалобу в уезд

и прошение в синод,

что не вытерпел народ?

Пусть пришлют попа другого,

так, мол, порешил приход.

Милка-Вилка:

Он на нас плевал, злодей,

не стыдится он людей!

Тут намедни был с проверкой

сам отец протоерей.

Говорят, протоерей,

хоть как будто и еврей,

но крещёный и непьющий,

и игумена дурей.

Так вот, тот святой отец

жрал с Окунькой холодец

со свининой, под наливку,

и уклюкался вконец.

Поп, споил святого? Ась?

Вот, молва и разнеслась,

что того протоерея

хоронили авчерась.

Кожевник:

Упокой его души!

Все попишки хороши.

Нет на них нигде управы,

хоть пиши, хоть не пиши!

Староста:

Ладно, будет! Смехом смех,

посмеяться всем не грех.

Но боюсь, что скоро будет

всем уже не до утех.

Мы решили в прошлый раз

на таком же сходе масс

мне как, стал быть, депутату

про колодец дать наказ.

Сделал всё, собой само,

выслал барину письмо.

А выходит, что всем миром

влезли снова мы в дерьмо.

Не прошло и двух недель,

прокрутилась карусель,

и такое накрутилось,

что не снилось нам досель.

Вот ответ по чести честь —

исходящий нумер есть,

титул барина, а дальше…

Не решаюсь и прочесть.

Филька:

Буде, Фрол, ты не гундось,

как-никак мужик авось!

Ты гляди, чтоб твой подштанник

в стирку бросить не пришлось.

Егор:

Вонь уже на весь уезд!

Распугаешь всех невест!

Коли боженька не выдаст,
так, свинья, глядишь, не съест.

Поп:

Ты чего разинул пасть?

Бог — он Бог! Коль надо, дасть.

Ты же сдай мне десятину,

не серди — я лютый страсть!

Всё, что должен, сдай к утру

поздорову-подобру,

а не то, гляди, паскуда,

в порошок тебя сотру!

Егор:

Что-то, поп, ты входишь в раж.

Аль твоя с похмелья блажь?

Коли мало двух бутылок,

так поди, по третьей вмажь!

А меня не вгонишь в дрожь,

ибо что с меня возьмешь:

у меня блоха в чулане,

да ещё в кармане вошь.

Ты, попишка, отколол!

Всем известно, что я гол,

как рождённый, чтоб не ползать,

а летать в высях сокóл!

Поп:

Да хоть двадцать раз сокóл,

завтра всё сполна на стол,

а не то с дерьмом смешаю —

завоняешь сам, как Фрол…

Староста:

Не воняю вовсе я!

Ты, Егорка, без вранья!

На кого ты намекаешь,

кто, по-твоему, свинья?

Егор:

Да за что ж опять поклёп?

То ж не я сказал, а поп!

Видно, все вы одним миром:

тут что по лбу, а что в лоб.

Староста:

Что, поновь в свою дуду?

Ты кого имел в виду?

Я за барина родного

хоть на каторгу пойду!

Коль такой ты краснобай,

то меня, уж ладно, хай,

только Прохор Кузьмича мне

лучше здесь не задевай!

Егор:

Я твержу, сколь было сил:

барин наш мне шибко мил!

Я про то, что барин боров,

никогда не говорил!

И не думай, не скажу

ни в экстазе, ни в ражу,

ничего такого вовсе

даже в мыслях не держу.

Барин — завсегда хорош.

Хочешь правду? Отчего ж!

Я про барина — ни слова,

ты ж на борова похож!

Ты вогнал общину в страх,

что народ совсем зачах!

Вон, нажрал какую будку

на казённых-то харчах!

Староста:

Цыц! Заткнись совсем, трепло!

До чего у нас дошло:

каждый быдло-оборванец

глотку мне дерёт назло!

Что творится? Ну и ну!

Видно, дал я слабину.

Голосистость нам, народу,

но не всякому ж говну!

Голосистость до тех пор,

где выводит дружно хор,

а не каждый в свою дудку,

как, к примеру, наш Егор.

Но и я не дурачок.

Остальные-то молчок!

И выходит: против массы

выступаешь ты, стручок.

Больно ты, Егор, спесив —

выступаешь не спросив,

и тебя за это дружно

осуждает коллектив.

Ты народ не баламуть,

не выпячивай здесь грудь,

колесом она не вышла,

глянуть тошно, прямо жуть!

Кузьма:

Хватит эту трехомудь,

сам про дело не забудь!

Ты читай письмо скорее,

аль доложь, про что там суть.

Кириллиха:

Заспешил к курям Кузьма.

А касаемо письма,

путь читает Фрол дословно —

хватит нашего ума!

Кожевник:

Верно! Что там за дела?

Не корми, не пой Фрола,

только дай растолковать бы,

кто когда и с кем жила.

Простоты на мудреца —

всё для красного словца…

В общем, пусть письмо читает

от начала до конца!

Староста:

Да, ума не Бог-то весть.

Но, чтоб на рожон не лезть,

я письмо вам зачитаю

буква в букву, всё как есть…

Обращения в нём нет,

штамп стоит, а не привет,

исходящий да входящий…

Дальше слушайте ответ:

«Я вам, сукины сыны,

прикажу задрать штаны.

Недоимок с вас три тыщи,

вам же, говнам, хоть бы хны!

Вам бы только без труда,

как с гусей, лилась вода…»

Дальше что-то непонятно…

Пропускаю… так, сюда…

«…Обо мне должна сперва

пухнуть ваша голова,

а у вас одни прожекты,

остальное — трын-трава!

Мне без денег ни в дугу,

вы ж про долг свой ни гугу!

Я ведь у Наум Ионча

два квартала, как в долгу.

А намедни, был нюанс,

упустил последний шанс:

карта шла, да проигрался

и в «очко», и в «преферанс».

Кстати, там была сама

мудмазель Мамонт. Весьма!..

Я от этой подлой стервы

без рубля и без ума…»

Ну, а далее, народ,

не по-нашему идёт —

по-французски что ли пишет,

разве кто его поймёт?

Дело, стало быть, табак.

А уж коли вышло так,

дальше пусть письмо читает

грамотей очкастый дьяк.

Наш Русин, хоть и очкаст,

но по-ихнему горазд:

под сто грамм он хоть французам,

хоть китайцам жару даст!

(Русин поднимается на трибуну.)

Русин:

Да, Париж не Кострома…

Тут что Барин, что Кузьма.

Где мы тут остановились?

Здесь вот, точно: «… без ума.

Сэт Ирэн э бэль боку…» —

в самом баба, мол, соку.

Барин по уши влюбился,

это ясно дураку.

Далее: «… лезъё… лёбюст…»

Понимает в сиськах хлюст —

две страница про мамзельку,

красоту… ланит и уст.

Так, «…жоли мадемазель…»

и опять же жутко «бэль».

Вновь абзацев пять про Ирку…

Во, а дальше про дуэль!

Граф, по-ихнему он «конт»,

контра, то есть, во весь фронт,

соблазнил мадемазельку,

эту самую Мамонт.

Ну, и дальше: «…Шантрапа,

жё нё вё сусоль сё па…».

В переводе — раскрою, мол,

от макушки до пупа!

Между прочим, что ж ты, Фрол,

мимо этого прошёл,

говорил, что непонятно,

неразборчиво тут, мол?

И куда ещё ясней

там, где было про гусей?

Распрекрасно всё по-русски

поперёк страницы всей:

«…Вам бы только без труда,

как с гусей лилась вода!

Все вы жулики, пройдохи,

да и староста — …балда!»

Тут, конечно, не «балда»,

тут словечко хоть куда!

Вслух прочесть при всём народе

не осмелюсь никогда.

Староста:

Хватит, дьяк, ишь мне француз!

Возомнил, что тоже туз?

Отдавай письмо обратно —

без сопливых разберусь.

Кириллиха:

Фрол, ты что-то через край!

Эй, Русин, не отдавай,

а про то, как Фролку хают,

дальше массам прочитай!

Кузьма:

Отдавай письмо, Русин!

Ты здесь всё же не один.

У тебя хозяйства нету,

у меня ж течёт овин.

Надо крышу подлатать,

а часов, поди, уж пять.

Отдавай письмо скорее,
Фомичу дай дочитать!

(Хрящик, оттесняя Русина с трибуны, отбирает письмо.)

Староста:

Я готовый, хоть сейчас

оправдать доверье масс.

Стало быть, я продолжаю.

Где мы встали прошлый раз?

Вот. А далее в письме

барин сделал резюме,

то есть, чтоб понятней было,

что имеет он в уме.

А имеет он для нас

строго-настрого приказ:

сдать скорее недоимки

враз за сей и прошлый раз,

языком не вякать зря,

ерундовину поря,

а оброк весь до копейки

сдать к седьмому ноября.

Барин как интеллигент

нам прощает весь процент,

только здорово поносит

за обидный прецедент.

В общем, я и говорю:

сдать к седьмому ноябрю

недоимки и колодец.

Я иначе погорю,

да и вам перепадёт

выше крыши, полный рот.

Выноси своё решенье

на сей счёт, честной народ!

Филька:

Да чего тут выносить?

Никуда не деться ить,

растудыть твою налево,

и направо растудыть!

Кожевник:

Да, дилемма из дилемм:

время — деньги, а меж тем

нет ни времен, ни денег.

Пропадать придётся всем.

В Недоумке счастья нет.

Рядом вон село Нецвет —

там вода из разных скважин

прёт сама как на буфет!

Филька:

Тоже мне сказал: Нецвет!

Там хозяин — чистый швед.

Потому воды достаток —

кран открыл, и всё, привет!

Хошь, храбрись, а, хочешь, трусь —

с ним тягаться не берусь.

Это всё ж таки Европа,

а не лапотная Русь!

Хоть и схожие места,

красота и чистота.

Недоумкиным порядкам

там порядки не чета.

Про Нецвет могёшь забыть.

Лучше думай, как нам быть!

Это ж надо: недоимки

и колодец… Растудыть!..

Староста:

Растудыкался! Туды,—

мол, Европа, мы — сюды.

Твой Нецвет иль Недоумка

пропадает без воды?

Демагог ты, как Егор,

разве только что не вор.

Мы решать собрались дело,

а не длить ненужный спор!

Егор:

Ты за что меня, нахал,

людно вором обозвал?

Нешто я кода-то где-то

у кого-то что украл?

Ах ты, староста, мой свет,

это ж форменный навет!

Если я чего и стибрил, —

только твой авторитет.

А за это не взыщи,

в суд, мой милый, не тащи,

эта кража неподсудна —

не кошель, не дом, не щи.

А что вышел тут наклад,

сам ты в этом виноват:

я тебя ничем не трогал —

обзываешь всех подряд.

Сам трепло ты и пижон,

сам нарвался на рожон,

и теперь при всём народе

извиниться ты должён.

Ну-ка, шляпу, Фрол, долой,

извиняйся предо мной,

да покланяйся пониже —

в землю лоб, хребет дугой!

Староста:

Ишь чего ты захотел!

Больно стал, Егор, ты смел.

Ты скажи, мужик, спасибо,

что полно текущих дел.

Срочно всё: то там, то тут —

жаль, что руки не дойдут.

Может, я погорячился —

пусть не вор, а баламут.

Хуже вора есть смутьян!

Пусть не лезет он в карман,

лезет он в людские души,

затевая им обман.

Егор:

Не увиливай в кусты —

здесь обманщик главный ты!

Ну-ка, дай отчёт народу,

почему мошны пусты?

Мы исправно, точно в срок

каждый год сдаём оброк.

Ну а в этом годе сдали

и сверх плана даже, впрок.

Кожевник:

Своевременный вопрос!

Водит староста за нос.

Мы весь год на сев, на жатву,

на прополку и покос…

По-ударному трудясь

в стужу, зной, и снег, и грязь,

уж не мы ли на сто двадцать

встречный план давали, ась?

Своротили кучу дел

и превысили предел.

Нет, ты, Фрол, ответь народу:

это всё куда ты дел?

Деньги любят точный счёт.

Так что ты давай отчёт:

по статьям каких расходов

улетел наш хозрасчёт?

Кизяк:

Это верно, пусть даёт

за копеечку отчёт!

Я весь год тружусь-стараюсь

и испытываю гнёт.

Хоть сурьёзно, хоть слегка,

всюду тычут Кизяка.

У меня, вон, свищ на шее

да потянута рука,

на заду, гляди, волдырь.

А наш строста-упырь

трудодни себе считает

да ведёт свою цифирь.

Ты спроси его, народ,

на кого я лил свой пот?

И куда он дел достаток

от работы за весь год?

Староста:

Тихо! Нет греха на мне!

Я отчёт вам дам вполне.

Раз такая голосистость,

быть негоже в стороне.

Я, народ, тебе не враг.

У меня комплект бумаг:

накладные, докладные…

В них прописан каждый шаг.

Я же не из чужаков —

набузил, и был таков.

Я за каждую копейку

отчитаться вам готов.

Ерунду зачем пороть?

Я от плоти вашей плоть,

как стекло я чист пред вами,

видит, вот ей-ей, Господь!

Задираешься, петух,

только я вам не лопух:

все доходы и расходы

внесены сюда, в гроссбух.

Проверяй, честной народ:

вот доход, а вот расход.

И выходит: дефициту

тысяч десять в этот год.

Тут не деться никуда —

производственность труда

две последних пятилетки

пала так, как никогда.

Вот, к примеру взять, Кизяк.

Поработать он мастак,

только, если разобраться,

чем работал он и как?

Эх, вы, горе-мастаки!

Намолол мешок муки

жерновами всё, вручную,

оттого и без руки.

Филька, где твоя соха?

Разве это лемеха?

Да с такими лемехами

недалече до греха.

Или вот ещё момент:

твой, Кожевник, инструмент.

Шило с мылом! И понятно —

не идёт к тебе клиент.

Ты вот, Филька, зря ты ржёшь!

Чем намедни жал ты рожь?

Всё серпами да рожнами —

трудодень весь твой — на грош!

И судите, чья вина,

что пуста у нас мошна,

что в деревне всех запасов —

куча свинского говна?

Плевашка:

Даже в храме нет окон,

алтаря, свечей, икон.

И в лампадах вместо масла

жжёт Окунька самогон!

Староста:

Храм при чём тут, не пойму?

Ты талдычишь про Фому,

Я же всем вам про Ерёму.

Не понятно, что к чему?

Производственность труда —

наша главная беда!

Поднимать её повыше

надо дружно завсегда.

Филька:

Непонятно массам, Фрол:

что, проводственность — подол?

Задерешь её, а дальше?

Что ты там под ней нашёл?

Староста:

Ты до юбки не дорос.

Бог в Писании ж донёс:

производственность и кадры

на селе решат вопрос.

В общем, Бог иль Сатана,

а на нас глядит страна.

Ох, большая перестройка

в Недоумке нам нужна!

Кузьма:

Точно, Фрол, кончай базар!

Все галдят хужей татар.

Мне пора на перестройку —

перестраивать амбар.

Мокротоплюев:

Песнь заладил хорошу!

Все спешат, и я спешу.

Потому от общинкома

предложение вношу:

чтобы смело, дружно, враз

нам взбодрить инертность масс,

на общинсоревнованье

записаться сей же час!

Ходоков пошлём в обед

да хотя бы и в Нецвет,

обязательства одобрим

и объявим на весь свет,

что свою проявим прыть

и колодец будем рыть.

Вот тогда и нашим барам

нечем будет массы крыть!

Милка-Вилка:

Как так нечем? Матюгом!

А догонят — утюгом!

Ну, а чтобы не догнали,

сам припустишься бегом.

Мокротоплюев:

Дура! Это ж прецедент!

И колодец вам в момент,

да ещё за ницьятиву,

глядь, поставят монумент.

И к тому, народ, я гну,

что молва — на всю страну.

И Отцы Отчизны скажут:

«Недоумки? Ну и ну!!!»

Если быстренько, ать-два,

впишем правильно слова,

то, глядишь, до Государя

аж докатится молва!

Староста:

Ну, чего, купец, умолк?

Стелешь гладко, будто шёлк.

А, глядишь, из предложенья,

может, впрямь и выйдет толк!

Нет иного, всё одно.

Время позднее давно.

Ничего придумать лучше

не удастся всё равно.

Всё, пора голосовать.

Кто что может поднимать,

подымайте. Я считаю:

раз… два… три… четыре… пять…

Да какой тут разговор,

и о чём быть может спор?

«За», пиши, единогласно…

Ты нишкни, нишкни, Егор!

Я считаю, общий сход

поручение даёт:

пишет пусть Мокротоплюев

все бумаги и несёт

впредь отныне, словно крест,

в город барину, в уезд…

И куда ещё там надо,

в сколько разных прочих мест?

Мокротоплюев:

 

Да, наверное, в Нецвет

попервей всего бы след —

как никак соревноваться

вызываем их, аль нет?

Староста:

Мне Нецвет твой поперёк

ваших латаных порток!

Мне уездное начальство

да губернское вдомёк.

Околоток не забудь

и столицу. В этом суть!

Так что ты пиши бумаги

и скорее трогай в путь.

Не напрасно, чёрт возьми,

просидели до восьми.

Только ты, Мокротоплюев,

где-нибудь не подкузьми.

Ты же путаник у нас —

перепутаешь всё враз.

Запиши-ка на бумажке

наш общественный наказ.

Егор:

Несподручно одному —

не потеть же самому!

Чтобы где не подкузьмиться,

на подхват возьми Кузьму.

Милка-Вилка:

Да они вдвоём с Кузьмой

напортачат — Боже мой!

Тут бы надобно Плевашке

в это дело встрять самой.

Плевашка:

Я пойду, но уговор —

чтобы дружно и без ссор

нам начальство объегорить,

с нами пусть идёт Егор.

Староста:

Собирайте весь кагал,

но Егора я б не брал.

Ненадёжный он товарищ,

как бы всё не обосрал.

Филька:

Хоть вдвоём, а хоть втроём,

хоть и с барским холуём,

только на такое дело

без Егора не пойдём!

Староста:

Я, хоть мне Егор не мил,

ничего не говорил!

Забирайте и Егора,

чтобы тут не мельтешил!

На дворе, глядите, тьма,

припозднились мы весьма.

Я закрытым объявляю

сход по поводу письма.

Расходится нам пора,

всем до хаты, до двора!

А тебе, Мокротплюев,

наше дружное «Ура!»

(Конец II действия)


 

‹‹▬  В оглавление   Далее  ▬››