Действие II
Сход второй
«Внеочередной»
(Сход в Недоумке. На трибуне староста Хрящик.)
Староста:
В помощь Бог, честной народ!
Вновь собрал я общий сход,
потому как принимает
дело скверный оборот.
Мокротоплюев:
Фрол Фомич, к себе ты строг.
Дай тебе здоровья Бог!
Окромя тебя такое
разве кто-нибудь бы смог?
Демократ и депутат,
за народ всегда ты рад
жизнь отдать ему, народу,
не для денег и наград…
Кириллиха:
Хватит Фролку прославлять.
У него наград штук пять:
сам себе их присуждает,
чтоб побольше нацеплять!
Мокротоплюев:
Даже если для наград,
заслужил. Лауреат!
Я бы старосту такого
наградил бы во сто крат!
Марш, Кириллиха, за стол,
запиши там в протокол:
главным орденом народно
награждён на сходе Фрол!
Кириллиха:
Протокол уже готов:
«Награждён на сходе тов.
Хрящик Орденом Подтяжки
от обгаженных портов».
Поп (пытается петь):
Эх, взы-взы… взытал… летал
вал… навал… за валом вал.
Мор-р-ре гр-р-розное р-р-ревело,
а стальной ик… гант стонал…
Плевашка:
Глянь, опять Окунька пьян!
С утречка принял стакан.
Что за поп у нас в деревне?
Прям не поп, а хулиган!
Егор:
Что стакан ему с утра?
Принял литра полтора!
И пол-литра для Окуньки —
не похмелка, а мура.
Поп (поёт):
Край залёт… заветный мой,
что зову родной землёй.
Воротясь в твои просторы,
ворочаюсь я домой…
Егор:
Пой, Окунька, запевай,
заливай и наливай!
И за что на нашу шею
сел и этот разгильдяй?
Тут хоть по миру с детьми,
хоть в сыру-землю костьми,
да к тому же мироедов
и попов ещё корми!
Кириллиха:
Ты Окуньку не обидь!
Эка дело — прокормить,
лучше ты его попробуй
до отвала напоить!
Точно, что ему стакан?
Сам плюгав, как таракан,
а в один хлебок проглотит
целый море-океан!
Кожевник:
Этот за один присест
и всё выпьет, и всё съест!
Не пора ли нам от схода
сделать жалобу в уезд
и прошение в синод,
что не вытерпел народ?
Пусть пришлют попа другого,
так, мол, порешил приход.
Милка-Вилка:
Он на нас плевал, злодей,
не стыдится он людей!
Тут намедни был с проверкой
сам отец протоерей.
Говорят, протоерей,
хоть как будто и еврей,
но крещёный и непьющий,
и игумена дурей.
Так вот, тот святой отец
жрал с Окунькой холодец
со свининой, под наливку,
и уклюкался вконец.
Поп, споил святого? Ась?
Вот, молва и разнеслась,
что того протоерея
хоронили авчерась.
Кожевник:
Упокой его души!
Все попишки хороши.
Нет на них нигде управы,
хоть пиши, хоть не пиши!
Староста:
Ладно, будет! Смехом смех,
посмеяться всем не грех.
Но боюсь, что скоро будет
всем уже не до утех.
Мы решили в прошлый раз
на таком же сходе масс
мне как, стал быть, депутату
про колодец дать наказ.
Сделал всё, собой само,
выслал барину письмо.
А выходит, что всем миром
влезли снова мы в дерьмо.
Не прошло и двух недель,
прокрутилась карусель,
и такое накрутилось,
что не снилось нам досель.
Вот ответ по чести честь —
исходящий нумер есть,
титул барина, а дальше…
Не решаюсь и прочесть.
Филька:
Буде, Фрол, ты не гундось,
как-никак мужик авось!
Ты гляди, чтоб твой подштанник
в стирку бросить не пришлось.
Егор:
Вонь уже на весь уезд!
Распугаешь всех невест!
Коли боженька не выдаст,
так, свинья, глядишь, не съест.
Поп:
Ты чего разинул пасть?
Бог — он Бог! Коль надо, дасть.
Ты же сдай мне десятину,
не серди — я лютый страсть!
Всё, что должен, сдай к утру
поздорову-подобру,
а не то, гляди, паскуда,
в порошок тебя сотру!
Егор:
Что-то, поп, ты входишь в раж.
Аль твоя с похмелья блажь?
Коли мало двух бутылок,
так поди, по третьей вмажь!
А меня не вгонишь в дрожь,
ибо что с меня возьмешь:
у меня блоха в чулане,
да ещё в кармане вошь.
Ты, попишка, отколол!
Всем известно, что я гол,
как рождённый, чтоб не ползать,
а летать в высях сокóл!
Поп:
Да хоть двадцать раз сокóл,
завтра всё сполна на стол,
а не то с дерьмом смешаю —
завоняешь сам, как Фрол…
Староста:
Не воняю вовсе я!
Ты, Егорка, без вранья!
На кого ты намекаешь,
кто, по-твоему, свинья?
Егор:
Да за что ж опять поклёп?
То ж не я сказал, а поп!
Видно, все вы одним миром:
тут что по лбу, а что в лоб.
Староста:
Что, поновь в свою дуду?
Ты кого имел в виду?
Я за барина родного
хоть на каторгу пойду!
Коль такой ты краснобай,
то меня, уж ладно, хай,
только Прохор Кузьмича мне
лучше здесь не задевай!
Егор:
Я твержу, сколь было сил:
барин наш мне шибко мил!
Я про то, что барин боров,
никогда не говорил!
И не думай, не скажу
ни в экстазе, ни в ражу,
ничего такого вовсе
даже в мыслях не держу.
Барин — завсегда хорош.
Хочешь правду? Отчего ж!
Я про барина — ни слова,
ты ж на борова похож!
Ты вогнал общину в страх,
что народ совсем зачах!
Вон, нажрал какую будку
на казённых-то харчах!
Староста:
Цыц! Заткнись совсем, трепло!
До чего у нас дошло:
каждый быдло-оборванец
глотку мне дерёт назло!
Что творится? Ну и ну!
Видно, дал я слабину.
Голосистость нам, народу,
но не всякому ж говну!
Голосистость до тех пор,
где выводит дружно хор,
а не каждый в свою дудку,
как, к примеру, наш Егор.
Но и я не дурачок.
Остальные-то молчок!
И выходит: против массы
выступаешь ты, стручок.
Больно ты, Егор, спесив —
выступаешь не спросив,
и тебя за это дружно
осуждает коллектив.
Ты народ не баламуть,
не выпячивай здесь грудь,
колесом она не вышла,
глянуть тошно, прямо жуть!
Кузьма:
Хватит эту трехомудь,
сам про дело не забудь!
Ты читай письмо скорее,
аль доложь, про что там суть.
Кириллиха:
Заспешил к курям Кузьма.
А касаемо письма,
путь читает Фрол дословно —
хватит нашего ума!
Кожевник:
Верно! Что там за дела?
Не корми, не пой Фрола,
только дай растолковать бы,
кто когда и с кем жила.
Простоты на мудреца —
всё для красного словца…
В общем, пусть письмо читает
от начала до конца!
Староста:
Да, ума не Бог-то весть.
Но, чтоб на рожон не лезть,
я письмо вам зачитаю
буква в букву, всё как есть…
Обращения в нём нет,
штамп стоит, а не привет,
исходящий да входящий…
Дальше слушайте ответ:
«Я вам, сукины сыны,
прикажу задрать штаны.
Недоимок с вас три тыщи,
вам же, говнам, хоть бы хны!
Вам бы только без труда,
как с гусей, лилась вода…»
Дальше что-то непонятно…
Пропускаю… так, сюда…
«…Обо мне должна сперва
пухнуть ваша голова,
а у вас одни прожекты,
остальное — трын-трава!
Мне без денег ни в дугу,
вы ж про долг свой ни гугу!
Я ведь у Наум Ионча
два квартала, как в долгу.
А намедни, был нюанс,
упустил последний шанс:
карта шла, да проигрался
и в «очко», и в «преферанс».
Кстати, там была сама
мудмазель Мамонт. Весьма!..
Я от этой подлой стервы
без рубля и без ума…»
Ну, а далее, народ,
не по-нашему идёт —
по-французски что ли пишет,
разве кто его поймёт?
Дело, стало быть, табак.
А уж коли вышло так,
дальше пусть письмо читает
грамотей очкастый дьяк.
Наш Русин, хоть и очкаст,
но по-ихнему горазд:
под сто грамм он хоть французам,
хоть китайцам жару даст!
(Русин поднимается на трибуну.)
Русин:
Да, Париж не Кострома…
Тут что Барин, что Кузьма.
Где мы тут остановились?
Здесь вот, точно: «… без ума.
Сэт Ирэн э бэль боку…» —
в самом баба, мол, соку.
Барин по уши влюбился,
это ясно дураку.
Далее: «… лезъё… лёбюст…»
Понимает в сиськах хлюст —
две страница про мамзельку,
красоту… ланит и уст.
Так, «…жоли мадемазель…»
и опять же жутко «бэль».
Вновь абзацев пять про Ирку…
Во, а дальше про дуэль!
Граф, по-ихнему он «конт»,
контра, то есть, во весь фронт,
соблазнил мадемазельку,
эту самую Мамонт.
Ну, и дальше: «…Шантрапа,
жё нё вё сусоль сё па…».
В переводе — раскрою, мол,
от макушки до пупа!
Между прочим, что ж ты, Фрол,
мимо этого прошёл,
говорил, что непонятно,
неразборчиво тут, мол?
И куда ещё ясней
там, где было про гусей?
Распрекрасно всё по-русски
поперёк страницы всей:
«…Вам бы только без труда,
как с гусей лилась вода!
Все вы жулики, пройдохи,
да и староста — …балда!»
Тут, конечно, не «балда»,
тут словечко хоть куда!
Вслух прочесть при всём народе
не осмелюсь никогда.
Староста:
Хватит, дьяк, ишь мне француз!
Возомнил, что тоже туз?
Отдавай письмо обратно —
без сопливых разберусь.
Кириллиха:
Фрол, ты что-то через край!
Эй, Русин, не отдавай,
а про то, как Фролку хают,
дальше массам прочитай!
Кузьма:
Отдавай письмо, Русин!
Ты здесь всё же не один.
У тебя хозяйства нету,
у меня ж течёт овин.
Надо крышу подлатать,
а часов, поди, уж пять.
Отдавай письмо скорее,
Фомичу дай дочитать!
(Хрящик, оттесняя Русина с трибуны, отбирает письмо.)
Староста:
Я готовый, хоть сейчас
оправдать доверье масс.
Стало быть, я продолжаю.
Где мы встали прошлый раз?
Вот. А далее в письме
барин сделал резюме,
то есть, чтоб понятней было,
что имеет он в уме.
А имеет он для нас
строго-настрого приказ:
сдать скорее недоимки
враз за сей и прошлый раз,
языком не вякать зря,
ерундовину поря,
а оброк весь до копейки
сдать к седьмому ноября.
Барин как интеллигент
нам прощает весь процент,
только здорово поносит
за обидный прецедент.
В общем, я и говорю:
сдать к седьмому ноябрю
недоимки и колодец.
Я иначе погорю,
да и вам перепадёт
выше крыши, полный рот.
Выноси своё решенье
на сей счёт, честной народ!
Филька:
Да чего тут выносить?
Никуда не деться ить,
растудыть твою налево,
и направо растудыть!
Кожевник:
Да, дилемма из дилемм:
время — деньги, а меж тем
нет ни времен, ни денег.
Пропадать придётся всем.
В Недоумке счастья нет.
Рядом вон село Нецвет —
там вода из разных скважин
прёт сама как на буфет!
Филька:
Тоже мне сказал: Нецвет!
Там хозяин — чистый швед.
Потому воды достаток —
кран открыл, и всё, привет!
Хошь, храбрись, а, хочешь, трусь —
с ним тягаться не берусь.
Это всё ж таки Европа,
а не лапотная Русь!
Хоть и схожие места,
красота и чистота.
Недоумкиным порядкам
там порядки не чета.
Про Нецвет могёшь забыть.
Лучше думай, как нам быть!
Это ж надо: недоимки
и колодец… Растудыть!..
Староста:
Растудыкался! Туды,—
мол, Европа, мы — сюды.
Твой Нецвет иль Недоумка
пропадает без воды?
Демагог ты, как Егор,
разве только что не вор.
Мы решать собрались дело,
а не длить ненужный спор!
Егор:
Ты за что меня, нахал,
людно вором обозвал?
Нешто я кода-то где-то
у кого-то что украл?
Ах ты, староста, мой свет,
это ж форменный навет!
Если я чего и стибрил, —
только твой авторитет.
А за это не взыщи,
в суд, мой милый, не тащи,
эта кража неподсудна —
не кошель, не дом, не щи.
А что вышел тут наклад,
сам ты в этом виноват:
я тебя ничем не трогал —
обзываешь всех подряд.
Сам трепло ты и пижон,
сам нарвался на рожон,
и теперь при всём народе
извиниться ты должён.
Ну-ка, шляпу, Фрол, долой,
извиняйся предо мной,
да покланяйся пониже —
в землю лоб, хребет дугой!
Староста:
Ишь чего ты захотел!
Больно стал, Егор, ты смел.
Ты скажи, мужик, спасибо,
что полно текущих дел.
Срочно всё: то там, то тут —
жаль, что руки не дойдут.
Может, я погорячился —
пусть не вор, а баламут.
Хуже вора есть смутьян!
Пусть не лезет он в карман,
лезет он в людские души,
затевая им обман.
Егор:
Не увиливай в кусты —
здесь обманщик главный ты!
Ну-ка, дай отчёт народу,
почему мошны пусты?
Мы исправно, точно в срок
каждый год сдаём оброк.
Ну а в этом годе сдали
и сверх плана даже, впрок.
Кожевник:
Своевременный вопрос!
Водит староста за нос.
Мы весь год на сев, на жатву,
на прополку и покос…
По-ударному трудясь
в стужу, зной, и снег, и грязь,
уж не мы ли на сто двадцать
встречный план давали, ась?
Своротили кучу дел
и превысили предел.
Нет, ты, Фрол, ответь народу:
это всё куда ты дел?
Деньги любят точный счёт.
Так что ты давай отчёт:
по статьям каких расходов
улетел наш хозрасчёт?
Кизяк:
Это верно, пусть даёт
за копеечку отчёт!
Я весь год тружусь-стараюсь
и испытываю гнёт.
Хоть сурьёзно, хоть слегка,
всюду тычут Кизяка.
У меня, вон, свищ на шее
да потянута рука,
на заду, гляди, волдырь.
А наш строста-упырь
трудодни себе считает
да ведёт свою цифирь.
Ты спроси его, народ,
на кого я лил свой пот?
И куда он дел достаток
от работы за весь год?
Староста:
Тихо! Нет греха на мне!
Я отчёт вам дам вполне.
Раз такая голосистость,
быть негоже в стороне.
Я, народ, тебе не враг.
У меня комплект бумаг:
накладные, докладные…
В них прописан каждый шаг.
Я же не из чужаков —
набузил, и был таков.
Я за каждую копейку
отчитаться вам готов.
Ерунду зачем пороть?
Я от плоти вашей плоть,
как стекло я чист пред вами,
видит, вот ей-ей, Господь!
Задираешься, петух,
только я вам не лопух:
все доходы и расходы
внесены сюда, в гроссбух.
Проверяй, честной народ:
вот доход, а вот расход.
И выходит: дефициту
тысяч десять в этот год.
Тут не деться никуда —
производственность труда
две последних пятилетки
пала так, как никогда.
Вот, к примеру взять, Кизяк.
Поработать он мастак,
только, если разобраться,
чем работал он и как?
Эх, вы, горе-мастаки!
Намолол мешок муки
жерновами всё, вручную,
оттого и без руки.
Филька, где твоя соха?
Разве это лемеха?
Да с такими лемехами
недалече до греха.
Или вот ещё момент:
твой, Кожевник, инструмент.
Шило с мылом! И понятно —
не идёт к тебе клиент.
Ты вот, Филька, зря ты ржёшь!
Чем намедни жал ты рожь?
Всё серпами да рожнами —
трудодень весь твой — на грош!
И судите, чья вина,
что пуста у нас мошна,
что в деревне всех запасов —
куча свинского говна?
Плевашка:
Даже в храме нет окон,
алтаря, свечей, икон.
И в лампадах вместо масла
жжёт Окунька самогон!
Староста:
Храм при чём тут, не пойму?
Ты талдычишь про Фому,
Я же всем вам про Ерёму.
Не понятно, что к чему?
Производственность труда —
наша главная беда!
Поднимать её повыше
надо дружно завсегда.
Филька:
Непонятно массам, Фрол:
что, проводственность — подол?
Задерешь её, а дальше?
Что ты там под ней нашёл?
Староста:
Ты до юбки не дорос.
Бог в Писании ж донёс:
производственность и кадры
на селе решат вопрос.
В общем, Бог иль Сатана,
а на нас глядит страна.
Ох, большая перестройка
в Недоумке нам нужна!
Кузьма:
Точно, Фрол, кончай базар!
Все галдят хужей татар.
Мне пора на перестройку —
перестраивать амбар.
Мокротоплюев:
Песнь заладил хорошу!
Все спешат, и я спешу.
Потому от общинкома
предложение вношу:
чтобы смело, дружно, враз
нам взбодрить инертность масс,
на общинсоревнованье
записаться сей же час!
Ходоков пошлём в обед
да хотя бы и в Нецвет,
обязательства одобрим
и объявим на весь свет,
что свою проявим прыть
и колодец будем рыть.
Вот тогда и нашим барам
нечем будет массы крыть!
Милка-Вилка:
Как так нечем? Матюгом!
А догонят — утюгом!
Ну, а чтобы не догнали,
сам припустишься бегом.
Мокротоплюев:
Дура! Это ж прецедент!
И колодец вам в момент,
да ещё за ницьятиву,
глядь, поставят монумент.
И к тому, народ, я гну,
что молва — на всю страну.
И Отцы Отчизны скажут:
«Недоумки? Ну и ну!!!»
Если быстренько, ать-два,
впишем правильно слова,
то, глядишь, до Государя
аж докатится молва!
Староста:
Ну, чего, купец, умолк?
Стелешь гладко, будто шёлк.
А, глядишь, из предложенья,
может, впрямь и выйдет толк!
Нет иного, всё одно.
Время позднее давно.
Ничего придумать лучше
не удастся всё равно.
Всё, пора голосовать.
Кто что может поднимать,
подымайте. Я считаю:
раз… два… три… четыре… пять…
Да какой тут разговор,
и о чём быть может спор?
«За», пиши, единогласно…
Ты нишкни, нишкни, Егор!
Я считаю, общий сход
поручение даёт:
пишет пусть Мокротоплюев
все бумаги и несёт
впредь отныне, словно крест,
в город барину, в уезд…
И куда ещё там надо,
в сколько разных прочих мест?
Мокротоплюев:
Да, наверное, в Нецвет
попервей всего бы след —
как никак соревноваться
вызываем их, аль нет?
Староста:
Мне Нецвет твой поперёк
ваших латаных порток!
Мне уездное начальство
да губернское вдомёк.
Околоток не забудь
и столицу. В этом суть!
Так что ты пиши бумаги
и скорее трогай в путь.
Не напрасно, чёрт возьми,
просидели до восьми.
Только ты, Мокротоплюев,
где-нибудь не подкузьми.
Ты же путаник у нас —
перепутаешь всё враз.
Запиши-ка на бумажке
наш общественный наказ.
Егор:
Несподручно одному —
не потеть же самому!
Чтобы где не подкузьмиться,
на подхват возьми Кузьму.
Милка-Вилка:
Да они вдвоём с Кузьмой
напортачат — Боже мой!
Тут бы надобно Плевашке
в это дело встрять самой.
Плевашка:
Я пойду, но уговор —
чтобы дружно и без ссор
нам начальство объегорить,
с нами пусть идёт Егор.
Староста:
Собирайте весь кагал,
но Егора я б не брал.
Ненадёжный он товарищ,
как бы всё не обосрал.
Филька:
Хоть вдвоём, а хоть втроём,
хоть и с барским холуём,
только на такое дело
без Егора не пойдём!
Староста:
Я, хоть мне Егор не мил,
ничего не говорил!
Забирайте и Егора,
чтобы тут не мельтешил!
На дворе, глядите, тьма,
припозднились мы весьма.
Я закрытым объявляю
сход по поводу письма.
Расходится нам пора,
всем до хаты, до двора!
А тебе, Мокротплюев,
наше дружное «Ура!»
(Конец II действия)